— Думаю, они спустятся здесь.

Он показал на перевал, ничем не отличавшийся от прочих.

— О'кей.

— Сверимся с компасом и выходим.

— Он придет оттуда?

— Это азартная игра.

— А если мы ошибемся, как я буду оправдываться перед своим начальством? Меня поднимут на смех.

— Ну, сейчас он смотрит на те же холмы, только с другой стороны, в шести милях отсюда. Видит подъехавшие грузовики, видит, как вылезают солдаты, строятся в шеренгу и топают вперед. Понимает, что его преследуют. Переваливает через хребет, но не в самом очевидном месте. Для этого он слишком умен. Он не станет выбирать самый низкий перевал. Но и самый высокий тоже не выберет, иначе потеряет слишком много времени и не успеет спуститься вовремя. О часе он договорился заранее. Изменить время нельзя, потому что рации у него нет. Так что делать им нечего: уговор дороже денег.

— Да, конечно, все это верно, но тут целых пять проходов, не считая самого высокого и самого низкого. Вы знаете, каким из них он воспользуется?

— Думаю, да. Понимаешь, разведки у него нет, поэтому он не знает, что творится на этой стороне. Поставь себя на его место и исходи из того, что видит и знает он. Он понятия не имеет, что вон тот перевал ведет к ущелью и что спуститься там намного легче. Да и растительность не такая густая. Нет, он выберет перевал, ближайший к прямому маршруту. За исключением самого низкого. Во всяком случае, я сам поступил бы именно так.

— О господи... Надеюсь, что вы правы.

— Да, я прав. Вопрос вот в чем: хватит ли у тебя сил на подъем? Нам нужно занять позицию заблаговременно.

— Да. Я в полном порядке. Знаете почему? Все из-за этого проклятого тенниса. Никогда не был в лучшей форме. Гип-гип, ура! Ну что, наделаем шуму?

43

Первые сложности начались при разгрузке. Выяснилось, что кое-кто из сержантов не явился, страдая похмельем после вчерашней пьянки по случаю победы, и их пришлось заменить капралами. Но рядовые отказывались подчиняться капралам, которые не могли давать отпуска и способствовать повышению по службе. Поэтому выгрузка шла медленно и неорганизованно. Наконец солдаты вылезли и начали строиться повзводно. Однако у каждого из рядовых были дружки в других взводах; в результате на поле сахарного тростника образовалась толпа, понятия не имевшая, что ей делать.

Капитан Латавистада сорвал голос, пытаясь заставить их повиноваться приказам. Но он не имел отношения к регулярной армии и командовал операцией лишь потому, что был старшим из офицеров тайной полиции, оказавшимся на месте: кто-то из руководства решил, что в этом деле тайная полиция имеет преимущество перед регулярной армией. Армейские офицеры в знак протеста отказались сопровождать солдат. Угрозы начать расследование не подействовали на этих аристократов — в конце концов, командовавший обороной казарм майор Моралес был героем дня! Они наотрез отказались иметь дело с плебеем и выскочкой Латавистадой, делавшим успешную карьеру с помощью пыток, на которые способен любой дурак.

В конце концов Латавистада заставил солдат подчиняться, выбрав самого здоровенного и избив его хлыстом. У Латавистады было много недостатков, в том числе самых ужасных, но трусом он не был.

Наконец, сбив подчиненных в некое подобие колонны, Ojoc Bellos погнал ее через поля сахарного тростника к маячившим впереди горам Сьерра-Маэстры. Впереди шли проводники с лаявшими и тявкавшими собаками на поводках. Вскоре они добрались до ближайшей деревни, схватили нескольких стариков и допросили их.

Нет, никаких беглецов те не видели.

Нет, никаких грузовиков здесь не было.

Нет, едой они ни с кем не делились.

Сержант смотрел на Латавистаду с досадой. Идти было некуда; люди теряли интерес к делу, по двое-трое выходили из строя и искали тенистое местечко, где можно отдохнуть, положить винтовку и приложиться к фляжке. Еще немного, и на операции пришлось бы поставить крест.

К счастью, в этот момент собаки что-то разнюхали. Латавистада понял это по заливистому лаю. К капитану подбежал капрал:

— Господин капитан, проводник говорит, что собаки почуяли запах «Куска Сала». Мы нашли лежбище и примятую траву. У нас есть след.

— Отлично.

Латавистада отвернулся, дал команду капралам, и те заставили рядовых подтянуться. Но капитан понял, что пора научить местных жителей уважению к власти.

Ojoc Bellos сделал жест, и к нему подвели старика.

— Что ж, старый господин, кажется, вы сказали, что здесь никого не было.

— Нет, господин, — ответил тот. — Я сказал, что не видел здесь никого постороннего. Я не могу отвечать за то, чего не видел. Это было бы несправедливо.

— Но жизнь не всегда бывает справедливой, — сказал капитан.

Он вынул автоматический пистолет «стар» и выстрелил старику между глаз. Выстрел был великолепный, старик умер еще до того, как успел рухнуть на землю.

Капитан Латавистада решил продолжить урок.

— Ну что, теперь поняли? — сказал он крестьянам. — Когда официальное лицо, выполняющее свои обязанности, требует помощи, каждый кубинец должен делать это немедленно. У нас нет времени на вежливость. Я знаю, что жители восточных провинций упрямы и тупы, но это не оправдание. Мы требуем немедленного повиновения. Именно так мы поступаем в Гаване. И именно в этом состоит ваш долг перед страной и президентом.

Крестьяне корчились под гневным взглядом страшного человека и смотрели в другую сторону. Латавистаде хотелось приказать солдатам сжечь селение: те повиновались бы с удовольствием, поскольку почти все сами были из деревни и страстно ее ненавидели. И все же он решил преследовать беглецов, рассудив, что сегодня достаточно поработал на ниве просвещения.

* * *

— Что это было? — спросил Кастро.

Они находились в десяти милях к востоку от Сантьяго и поднимались на заросший чертополохом и куманикой хребет — последнее препятствие, отделявшее их от моря. Но подъем был нелегкий, а путь неблизкий.

— Похоже, кого-то застрелили, — сказал русский.

— О боже... Они оказались здесь слишком быстро.

— Не слишком. В любой стране с приличной полицией это сделали бы куда быстрее. Например, в Испании, к сожалению уже перед самым концом, нам удалось добиться феноменальной дисциплины. Испанцы оказались отличными агентами тайной полиции. У них был настоящий талант к этому делу. Странно, что он не передался ни тебе, ни членам команды президента.

При приближении опасности в русском проснулось красноречие. Кастро же ощутил лютый страх. Пересохшие губы молодого человека уродливо искривились, а затем нервно задергалась вся левая половина рта. Глаза остекленели, дыхание стало частым, посеревшее лицо заливал пот. Заметив это, Спешнев сначала разозлился, но потом сменил гнев на милость.