В последний вечер перед отъездом он наконец остался один на один со своими тревогами. Сев в машину, Сэм проехал двенадцать миль на восток вдоль Арканзасского шоссе номер 8 до маленького поселка Борд-Камп; свернув с шоссе налево, он преодолел полмили по ухабистой грунтовой дороге, которая вела к неожиданно большому белому дому, расположенному на вершине холма, господствующего над земельным участком. Сам дом был недавно выкрашен, как и стоящий за ним сарай. Чувствовалось, что за примыкающим к дому садом ухаживает заботливая рука: на дворе стоял июнь, но в саду царило буйство всевозможной растительности, которая прекрасно чувствовала себя под раскаленным солнцем западного Арканзаса. Вдалеке на лужайке паслось несколько коров, но основная часть территории оставалась заросшей деревьями — там Сэм и владелец участка охотились осенью на оленей, когда им не хотелось далеко ходить.
Сэм подъехал к самому дому, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. Это был маленький сын Эрла Боб Ли, которому не было еще и пяти. Боб Ли, серьезный мальчик, обладал способностью при желании сохранять полную неподвижность. Он был прирожденным наблюдателем. Малыш уже несколько раз ходил на охоту вместе со взрослыми и показал настоящий талант к этому кровавому развлечению: он читал следы на земле, разбирался в игре света и тени в лесу, чувствовал, какую погоду несет ветер, хотя, конечно, до того, чтобы получить в руки оружие, ему нужно было подождать еще несколько лет. Тем не менее на охоте Боб Ли не носился как угорелый по лесу, а уже проявлял взрослую выдержку. Сэм, будучи крестным отцом мальчика, дал клятвенное обещание вывести его в люди; Эрл был непреклонен в том, что его сын заслуживает большего, чем судьба морского пехотинца, неприкаянного скитальца, человека, сделавшего своим ремеслом убивать других, — каким был сам Эрл. Для своего единственного сына Эрл хотел чего-нибудь более стабильного — карьеры в медицине или в юриспруденции. Для него это было очень важно, а если для Эрла что-то было важно, он, как правило, добивался своего.
— Привет, Боб Ли, — окликнул мальчика Сэм.
— Здравствуйте, мистер Сэм, — ответил тот.
Боб Ли сидел на крыльце, устремив взгляд вдаль. Сгущались сумерки.
— Вижу, твой отец все еще на службе. Он скоро вернется?
— Неизвестно, сэр. Вы же знаете, что папа приезжает и уезжает, когда хочет.
— Да, знаю. Одного только не могу понять: как у такого работящего отца может быть такой ленивый сын, который только и делает, что сидит на месте, словно лягушка на бревне.
— Я запоминал.
— Это меня нисколько не удивляет. Запоминал землю? Птиц? Небо и облака?
— Что-то вроде этого, сэр.
— О, ты у нас будешь мудрецом. Вижу, тебе достался весь семейный ум. И ты обязательно станешь богатым. Мама дома?
— Да, сэр. Я схожу за ней.
Мальчишка умчался в дом, а Сэм остался ждать. Он был в достаточно близких отношениях с семьей Суэггеров и мог бы пройти в дом без приглашения. Однако сейчас его не покидало какое-то смутное беспокойство.
Появилась Джун Суэггер. Господи, все такая же красавица! А сколько испытаний выпало на ее долю! Говорили, что беременность была очень тяжелой, а Эрл появился лишь перед самыми родами, так что помощи ждать было неоткуда. Поэтому бедняжке приходилось вкалывать в поте лица по пятнадцать часов в сутки. Говорили также, что Джун так до конца и не оправилась после родов. Она осталась какой-то рассеянной, словно плохо слышала то, что ей говорят. Самое большое наслаждение Джун находила в этих проклятых цветах: она могла часами оставаться под палящим солнцем, пропалывая, рыхля, поливая их. И еще говорили, что больше детей у нее не будет.
Бледная и устатая, Джун подошла к Сэму.
— О, какая неожиданность, мистер Сэм. Добрый день. Проходите в дом.
— Огромное спасибо, Джуни, но я не хочу, чтобы вы хлопотали вокруг меня. Я приехал только для того, чтобы немного поболтать с Эрлом. Не рассматривайте мое появление как визит. Я не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Глупости! Садитесь за стол, я налью вам стакан отличного лимонада. А потом вы непременно поужинаете с нами.
— Нет, мэм, об этом не может быть и речи. Я заканчиваю подготовку к деловой поездке в Новый Орлеан. Завтра рано утром мне нужно ехать в Мемфис, чтобы успеть на поезд.
— Знаете, мистер Сэм, Эрл нередко так задерживается на работе, что возвращается домой совсем поздно.
— Знаю. Какая досада, что после всех передряг, через которые ему пришлось пройти, он не может вести более спокойную жизнь.
Джун ничего не ответила, но ее лицо как-то сразу напряглось. Помолчав, она сказала:
— Боюсь, у Эрла другое на уме. По-моему, у него не выходит из головы Корея. Я опасаюсь, как бы ему не втемяшилось отправиться на новую войну. Он ведь уже достаточно повоевал на своем веку. Но мне знакомо это его настроение. У него это в натуре: идти туда, где стреляют. Вроде бы для того, чтобы чем-то помочь, но, возможно, из каких-то более темных побуждений.
— Согласен, Джуни. Эрл — человек, рожденный для того, чтобы воевать. И все же я думаю, что за этой войной он будет наблюдать, сидя на крыльце своего дома. Его раны до сих пор не зажили до конца, да и вряд ли он захочет расстаться с вами и мальчиком.
— О, мистер Сэм, вы так складно говорите. Но я не верю ни одному вашему слову — никогда не верила и не буду верить впредь. — Джун рассмеялась, и ее лицо снова просветлело. — Ладно, если хотите, сидите здесь. Эрл вернется скоро, а может быть, и нет, — как сочтет нужным. А я все равно принесу вам лимонад, и не отказывайтесь.
Сэм сел на крыльце и стал смотреть, как вокруг сгущаются сумерки. Он готов был просидеть всю ночь напролет в ожидании Эрла, но в этот вечер Эрл решил вернуться домой пораньше, и уже через несколько минут Сэм увидел на дороге черно-белую машину дорожной полиции штата Арканзас, поднимавшую стену пыли. Эрл вот уже четыре года собирался заасфальтировать дорогу или хотя бы засыпать ее щебнем, но все никак не мог найти для этого средства. Сэм не раз предлагал ему одолжить деньги, но Эрл, разумеется, упрямо отказывался, не желая связывать себя долгами и уж тем более оставлять их своим наследникам, если его собственный пессимистический взгляд на жизнь сбудется и он встретит смерть от пули на каком-нибудь грязном поле.
Эрл вышел из машины, улыбаясь, ибо он уже издалека заприметил Сэма. Во всем мире Эрл любил только свою семью, Корпус морской пехоты Соединенных Штатов и Сэма Винсента.
— Ну, мистер Сэм, почему вы не предупредили меня о своем приезде? Джуни, принеси нашему гостю что-нибудь покрепче лимонада и поставь на стол еще один прибор.
Эрл поднялся на крыльцо. Это был высокий мужчина, больше шести футов ростом, до сих пор не расставшийся до конца с загаром, полученным под тихоокеанским солнцем, отчего его принимали за индейца. Его неторопливый, рокочущий голос был известен всему округу, а остриженные коротким ежиком волосы — Эрл снял широкополую шляпу — только начинали седеть. Ему было около сорока, и его тело было покрыто кружевным плетением шрамов и ран, наспех зашитых в полевых условиях. Эрла штопали столько раз, что живой плоти в нем было чуть ли не меньше, чем хирургических швов — летописи двух войн, оставленной на человеческом теле. У него были большие, мускулистые руки, накачанные работой в поле по выходным, а лицо по-прежнему сохраняло то самое странное спокойствие, которое воодушевляло боевых соратников Эрла и наводило ужас на преступников. В целом он производил впечатление человека, которому все по плечу. И это действительно было так.