— Мы даже сейчас могли бы прикрыть это заведение, — усмехнулся Эрл. — Вдвоем, без оружия, с эскортом полицейских. Представляешь, как там удивились бы!
— Что, повеселим их напоследок, мистер Эрл?
— А ведь вышло бы, Хендерсон.
Вокзал находился двумя кварталами дальше. Все следы перестрелки, случившейся здесь четверо суток назад, исчезли, вокзал кишел паломниками, прибывшими на воды. Перед перроном вытянулся поезд «Миссури — Тихий океан» отправлением в 4.30, перекрывший вид на товарные пути, так что им, по крайней мере, не пришлось смотреть на место убийства своих товарищей, будку стрелочника или водопропускную трубу.
Эрл купил билет в один конец до Талсы, отдав восемь долларов пятьдесят центов — чуть ли не последние его наличные деньги. Возможно, штат перечислил на его счет последнюю зарплату, по крайней мере, ему так пообещали, но он поверит в это, лишь увидев деньги собственными глазами.
До отправления поезда оставалось еще полчаса, и Эрл с Карло присели на скамью. Бдительные полицейские и детективы расположились цепью вокруг них.
— Хочешь эскимо, Хендерсон?
— Да, сэр.
Эрл вошел в здание, купил мороженое и вернулся. Пока Карло ел мороженое, он курил сигарету и смотрел на стоявший прямо перед ними поезд.
— Мистер Эрл, — обратился к нему юноша. — Откуда вы узнали, где находится эта труба?
— Что? — не сразу понял вопрос Эрл.
— Как вам стало известно, где находится труба, по которой мы спаслись?
— Ммм... Даже не знаю точно. Должно быть, видел на карте. А что, это имеет значение?
— Откуда вы узнали, что склон позади «Белмонта» такой крутой? Откуда вы узнали, что улица около «Мэри-Джейн» идет под уклон? Откуда вы узнали, где находится офис менеджера в «Подкове»? Мистер Эрл, вам случалось бывать в этом городе, прежде чем вы приехали сюда вместе с Ди-Эй?
Эрл некоторое время молчал. А потом повторил:
— А что, это имеет значение?
— Я должен выяснить это у вас, мистер Эрл. Мистер Паркер был бы против. Но я должен знать, мистер Эрл. Если вы убили своего отца, я должен знать об этом, а потом решить, что делать дальше. Я не могу оставить безнаказанным убийство, пусть даже совершивший его человек спас мою жизнь. Я полицейский детектив и им останусь до самой смерти.
— Ты хороший коп, Хендерсон. Хотел бы я сказать то же самое о себе.
Эрл закурил очередную сигарету. Юноша смотрел на него, не отрывая взгляда.
— Все складывается одно к одному, мистер Эрл. Вы отправлялись на войну в Тихий океан. Вы были уверены, что погибнете там. Вы должны были рассчитаться со своим отцом, наказать его за то, что он избивал вашего брата, пока тот не умер, а потом повесил его в сарае, и за то, что он избивал вас, пока вы не сбежали из дома. Однако вы не могли покинуть полк при обычной обстановке, потому что в морской пехоте за этим строго следили. Но когда дивизия отправилась из Нью-Ривер на западное побережье, для вас наступил подходящий момент, мистер Эрл. Вы могли исчезнуть и возвратиться, а ваши приятели-сержанты прикрыли бы ваше отсутствие. Вы могли добраться сюда, дожидаться его здесь и изучить город от и до. Наверно, вы хотели избить его, а вместо этого застрелили. Вы могли отвезти его в Маунт-Иду, оставить там, вернуться на вокзал, дождаться ближайшего воинского эшелона и отправиться дальше на Гуадалканал, и кто узнал бы о том, что случилось? Это так и было, да, мистер Эрл?
— Я же говорил, что ты хороший коп, так ведь? — откликнулся Эрл.
— Ответьте мне, мистер Эрл. Мистер Ди-Эй оставил бы это, как какое-то забытое старое дело, но я должен знать. Я расследовал это. Я не могу выкинуть это из головы. Меня просто убивает предположение, что вы сделали такую вещь, но я не смогу смотреть на себя в зеркало, если не узнаю правду.
— Забавный был бы конец, правда? Пережить Тихий океан, пережить все это и получить в итоге электрический стул, потому что некий молодой коп оказался гением и сумел во всем разобраться!
— Бывают такие люди, которых следует убивать. У меня нет в этом никакого сомнения. Ваш отец был одним из таких людей, вот что я скажу. Я видел фотографии этого мальчика. Я даже не уверен, что вы поступили неправильно. Но я должен знать. Обязан.
Упоминание о его брате поразило Эрла, словно удар в лицо.
— Ты прав, — сказал он. — Бывают такие люди, которые заслуживают быть убитыми. И ты довольно верно все вычислил.
Он глубоко вздохнул.
— Я расскажу тебе это один раз и никогда больше не буду говорить об этом. Я никогда не отвечу ни на один вопрос об этом, и тебе решать, верить мне или нет, хотя к этому времени ты должен был понять, что у меня нет привычки врать. Но когда Ди-Эй спросил меня, откуда я все знаю о городе, я ему солгал. Сказал, что никогда здесь не был.
— Я верю вам, мистер Эрл.
Эрл затянулся и выпустил прямо перед собой синее облачко дыма. Вокруг суетились пассажиры, орали дети, матери кричали на них, отцы курили трубки, путешественники читали газеты, полицейские продолжали следить за своими поднадзорными. Это была Америка, такая, какой ее привыкли считать.
Эрл вздохнул.
— Я действительно решил поквитаться с этим старым ублюдком. Мне казалось неправильным уехать и позволить ему вести прежнюю жизнь, когда оба его сына будут мертвы по той ли поганой причине или по другой. Мой старшина согласился прикрыть самоволку. Я проехал зайцем в поезде до Литл-Рока и пробыл в Хот-Спрингсе четыре дня. И наилучшим образом вернулся в Пендлтон. Старшина меня понял. Он был отличным человеком. Он не смог выбраться с Гуадалканала, но он был хорошим человеком.
— Я все понял правильно?
— По большей части. Ты ошибся лишь в одной вещи.
Юноша молча смотрел на него.
— Все было так, как ты говоришь. Я изучил город, я узнал все казино, и наконец я нашел его, хочешь верь, хочешь нет, в «Подкове». «Белмонт» был для него слишком шикарным. Я знал, что из себя представляет холм позади «Белмонта», потому что могу в деталях прочесть любую чертову карту, вот и все. Но я шел за моим отцом от заведения к заведению, от притона к притону. Была ночь субботы, и я собирался выждать, пока народу не станет поменьше, а потом подойти к нему и измордовать. Я хотел, чтобы он почувствовал на себе, каково это, когда тебя жестоко избивают. Его не били ни разу в жизни, но этой ночью я поклялся себе хорошенько встряхнуть его поганые мозги.
Паровоз свистнул. Пора было садиться.
— Шел бы ты лучше в вагон, — сказал Эрл.
— Я не уйду, пока не услышу все до конца.
— В таком случае я постараюсь закончить побыстрее. Ты уверен, что хочешь все это знать?
— Да, сэр.
— Что ж, тогда слушай дальше. Старик в конце концов забрел в заведение в самом конце Сентрал. Простой публичный дом самого низкого пошиба, даже без названия. Я прошел немного дальше и стал ждать. Я жду. И жду уже черт-те сколько времени. Я видел, как он поставил свой автомобиль, видел, как он входил туда, и это все. Наконец, уже около четырех, я вхожу туда. Там творится что-то странное, но я не сразу обратил на это внимание. Везде темно, и шлюхи кажутся чем-то сильно взволнованными. Это был публичный дом из тех, в которые забегают, самое большее, на полчаса, — темный, дрянной, паршивый. Никого нигде, только несколько шлюх сидят в небольшой комнатушке и, должен сказать, все испуганы. Сильно испуганы, почти в шоке. Я спрашиваю: «Вы не видели старика?» Я их спрашиваю, а они чуть ли не бросаются наутек, словно не могут сообразить, что за чертовщина здесь происходит. Действительно, настоящая чертовщина. Я иду наверх. Одну за другой открываю двери. Это не сильно отличается от «Мэри-Джейн». В общем, в нескольких комнатах я нахожу других шлюх, некоторые из них пьяные, некоторые накурились травки, и я пытаюсь понять, что, черт возьми, здесь творится. Наконец я добираюсь до последней двери. Отец должен находиться там, больше негде. Я толкаю дверь и готовлюсь защищать свою жизнь, потому что он был здоровенным и чертовски крутым сукиным сыном и ни в коем случае не стал бы стоять спокойно, пока старший сын хлещет его ремнем по заднице. Но он лежит там в углу, а шлюшка рыдает в голос, и косметика вся размазана по лицу, и больше ничего. Я трогаю отца. Он не мертв, но близок к тому. «Отец», — говорю я. Он открывает глаза, хватает меня за руку и узнает мой голос. «Эрл, — говорит он. — О, да благословит тебя Господь, сынок, ты пришел за своим отцом, когда это ему нужно, как никогда в жизни. Сынок, я убит, а ты забери меня из этого дома греха, умоляю тебя, сынок, я так сожалею о том, что я сделал с тобой и с твоим братом, я был злым, злым человеком. Я совершал такое зло в долине и потом, а теперь Бог наказал меня, но ради тебя самого и ради твоей матери забери меня из этого дома греха».