Так, шагнул, повернулся, взгляд направлен строго вперед, ни о чем не думать. Ничего. Еще раз. Опять ничего. Должно быть, он сейчас похож на идиота.
Есть! На некотором удалении в геометрически аккуратном ряду надгробий зияла брешь. Вернее излом прямой линии. Один могильный камень стоял чуть в стороне. С чего бы это?
Боб направился к выбивавшемуся из ряда надгробью. Оно находилось в ста пятидесяти ярдах.
Мэйсон.
Черт побери, Мэйсон, в чем дело? Чего это ты вдруг путаницу учинил? Ах ты, маменькин сынок, думаешь, закон для тебя не писан? Именно так разговаривал бы сержант с солдатом, нарушившим строй.
Почему ты лежишь на фут правее Шидловского и Донахью? Почему навалился на Мерфи?
Это ошибка или...
Дерево.
Вязы живут по сто с лишним лет. Гигантское дерево, как пить дать, стояло на этом самом месте, когда закапывали в землю беднягу Мэйсона, убитого пулей в сердце из испанского маузера в 1899 году. Потому-то могилу и пришлось рыть чуть в стороне. Позже дерево погибло, а Мэйсон навечно зарекомендовал себя нарушителем порядка.
Боб вытащил снимок.
Если присмотреться внимательнее, можно убедить себя, что здесь раньше росло дерево, а поскольку рядом граница кладбища, значит, скорей всего, это было третье, дальнее, дерево на той самой линии с фотографии.
Боб опять взглянул на снимок. В котором часу снимали церемонию похорон? Он обратился к воспоминаниям сорокалетней давности, большинство из которых отзывалось в душе болью, и лишь немногие — радостью. Он отыскал в памяти образ величавой мисс Конни, торопливо кормившей его завтраком и одевавшей к похоронам вместо матери, потому что та все время плакала и делать ничего не могла. Значит, похороны состоялись утром, во всяком случае, до обеда. Фотограф, наверно, стоял спиной к солнцу, причем в относительно низкой точке, очевидно, лицом на восток. Следовательно, если это — последнее дерево, два других должны были стоять в восточном направлении.
Боб глянул в ту сторону, но увидел только кресты. Тогда он снял свою синюю хлопчатобумажную рубашку, повесил ее на надгробие Мэйсона, решив, что тот не стал бы возражать, и зашагал строго на восток.
Вторую «брешь» он обнаружил в пятидесяти ярдах. Окрыленный удачей, Боб кинулся вперед. Однако там, где, согласно фотографии, должно было стоять третье дерево, он увидел дорожку, ведущую к небольшой площадке с какой-то абстрактной скульптурной композицией. Могилы здесь тянулись безукоризненно ровными рядами. Боб огляделся, недоумевая, как такое огромное дерево не нарушило порядка в рядах. Что тут не так?
Он внимательнее вгляделся в снимок.
Дорожка. Куда, черт побери, она ведет?
Боб прошел к площадке с памятником. Кому он посвящен? Конфедератам? Да нет же, черт побери, погибшим во Вьетнаме. Власти округа, решив почтить их память, воздвигли небольшой мемориал — скульптуру и доску с изречениями о чести, долге, самопожертвовании и, конечно же, с фамилиями. Боб посмотрел на доску. Он знал Харрисона, знал Марлоу. И Джефферсона тоже знал, хотя Джефферсон был негр. Джефферсон, кажется, служил в воздушной разведке? А Симпсон? Пехотинец без парашютно-десантной подготовки, в армию угодил по призыву и подорвался на мине-ловушке чуть ли не в день демобилизации, — в городе потом только и разговоров было, что о бедняге Симпсоне.
У Боба разболелась голова. Все, он больше не в состоянии думать. Боб повернулся, чтобы уйти, и тут сообразил.
Именно здесь стояло дерево, пока кому-то не вздумалось его срубить. Могильщики настолько благоговели перед величественным вязом, что никогда не копали возле него. А потом вяз срубили, и на его месте установили мемориал погибшим во Вьетнаме. Значит, могила его отца находится где-то возле дорожки, скорей всего, по правую сторону. Что ж, определенный смысл в этом есть. Если какие-то парни переставляли ночью надгробья весом по двести — триста фунтов, они наверняка пользовались тележкой, и, конечно же, дорожка пришлась им весьма кстати.
Боб повернулся лицом на запад, прошел чуть вперед, затем назад и, наконец, еще немного вперед. Теперь он стоял на возвышении и видел на одной линии в западном направлении две «бреши»; на надгробии у дальней синела его рубашка.
— Привет!
Боб обернулся. Это был Расс.
— Оказалось, из тех старых документов много не высосешь. Мне удалось отыскать тринадцать имен. Боже, какие только материалы они не хранят!
Боб скосил глаза вправо.
— Держу пари, в твоем списке значится Джакоб Финли, — сказал он.
Расс глянул в свои записи, подтвердил:
— Да. Джакоб Финли. Пятый арканзасский легкий пехотный полк.
Боб указал на надгробие. Грязный и потемневший от времени могильный камень чуть клонился вправо.
Боб опустился на колени и провел рукой по холодному известняку.
«Привет, старина, — молча поздоровался он. — Я пришел. Пора».
На этот раз все было сделано быстро и легко. Они пришли к окружному коронеру и оформили документы на эксгумацию бедняги Джакоба Финли, якобы двоюродного брата Боба, которого тот потерял много лет назад. Поскольку вопрос об эксгумации уже был решен положительно, в конторе коронера никто не стал интересоваться, почему они хотят эксгумировать другое тело. Так что особо лгать им не пришлось. Присутствие Сэма даже не потребовалось. После нескольких телефонных звонков механизм предыдущего дня был вновь запущен в действие.
Мистеру Коггинсу и ребятам из его команды на этот раз повезло больше. Могила находилась у самой дорожки, и потому к ней удалось подогнать экскаватор, ну а мистер Коггинс машиной управлял мастерски. И часу не прошло, как откопали гроб. А тут и доктор Филлипс подоспел.
— Как вы его нашли? — поинтересовался он.
Боб объяснил.
— Что ж, может, вы и правы, но и ошибка не исключена. — Он подошел к могиле и стал наблюдать, как поднимают фоб.
— Так, гроб металлический, изготовлен примерно в пятидесятых. А чье похоронное бюро?
— Не помню, — ответил Боб и тут же в памяти всплыло имя владельца. — Девилин.
— Верно, — подтвердил доктор. — А вашего отца звали Эрл Суэггер.
— Да, сэр.
— Здесь так и написано. Это он. Ладно, ребята, загружайте гроб в катафалк, и поехали.
В морге доктор Филлипс проработал недолго.
Боб с Рассом ждали на улице. За это время в одной из комнат для прощания сформировалась похоронная процессия, и народ рассаживался по машинам, собираясь проводить покойника в последний путь. Катафалк, привезший в морг Эрла, через полчаса вновь вернется на кладбище, уже с другим беднягой.
— Такое ощущение, будто я пропитался смертью, — поделился с Бобом Расс.
Вскоре к ним вышел доктор Филлипс. Они направились в тенистый поминальный садик, который располагался рядом с похоронным бюро. Погода стояла замечательная. Близился вечер. Солнце еще только наминало садиться.