Лола залпом выпила кружку холодного чая без сахара, в который она щедро плеснула из бутылочки лимонного экстракта. Взяла с подоконника початую пачку «Vogue», приоткрыла форточку, закурила. На улице стоит серая, унылая, депрессивная погода, мало напоминающая обычные для января дни с солнышком и трескучими морозами. Сродни виду за окном было и ее настроение.
«Кое-что произошло, мать, – сказала она себе. – Можно, конечно, попытаться взять деньги, всю эту Максову «заначку» и рвануть куда-нибудь… Но куда – вот вопрос?! В Саратов возвращаться нельзя, такая возможность напрочь исключается»…
В любом случае, – решила она – надо хотя бы на первых порах продолжать играть в эти их игры.
Ей следует делать ровно то, – или же прикидываться, что ты именно это делаешь – чего о н и хотят.
Иначе – «замочат». Иначе будет ей «секир-башка».
Причем, убьют – вернее, могут убить – именно из-за денег. Из-за того, что кем-то были заплачены крупные суммы, из которых, надо полагать, Максу тоже неслабо перепадало. По-видимому, деньги были потрачены, ну или в значительной степени «освоены», а вот результат получился, как она уже сегодня слышала – «голимый пшик». Произошел какой-то серьезный сбой уже на первом этапе. Если бы Макс не исчез столь внезапно и необъяснимо, то результаты готовившейся заранее акции с использованием технологии «флешмобов», наверняка был бы совсем другим…
Но и она сама, по правде говоря, тоже совершенно выпала из жизни в эти последние несколько дней.
Не отвечала на звонки, не участвовала в конечной стадии подготовки «флешмобов», не встречалась ни с кем из соратников…
Короче, самоустранилась – так что ее доля вины в случшемся тоже имеется.
Лола, собственно, и раньше предполагала (ну или догадывалась), что у Макса – вернее, у их организации – имеются тайные спонсоры. Что одной говорильней в их случае не обойдется, что на смену громким словам, дискуссиям, трепотне в «реале» и в Сети, придут и конкретные дела. Макс собрал, как ей казалось, весьма неплохую команду. Но когда пришло наконец время для активных действий, когда настал «час «Ч», он вдруг исчез, оставив свою тайную армию без предводителя, который один лишь знал, с кем именно и какими средствами им предстоит сразиться…
Лола решила для себя, что дергаться пока не следует. Никаких резких движений. Бегство, да еще и неподготовленное – худший, наиглупейший вариант. Да и сама история с Максом должна получить хоть какое-нибудь объяснение: это единственный человек, которого она по-настоящему любит, единственный, ради которого она готова, если потребуется, пойти до конца.
Она взяла свой сотовый, в котором тоже – с учетом ее роли и близости к Максу – хранился целый список товарищей, укрывающихся за псевдонимами и шифрованными «никами».
Первую же «эсмэску» она отправила Жану, командиру сформированной совсем недавно «боевой группы»:
«СУММУ ПРИВЕ3У 3АВТРА! ДЕЙСТВУЙТЕ!!!!! ПОТОМУ 4ТО TIME IS MONEY!!!!!!!!»
Тут же прилетела «птичка». Она подумала, что это Жан оперативно откликнулся на ее послание. Но нет, СМС сообщение было подписано одним из позывных Макса, а именно – «М124».
Тереза провела всю ночь в одной из камер ИВС одинцовского УВД. Ее почему-то не допрашивали. Вернее, следователь успел задать ей только несколько сугубо протокольных вопросов. В кабинет без стука вошел какой-то местный чин; после короткого совещания с ним задержанную отправили в изолятор, даже не потрудившись объяснить, что именно ей «вменяется» и сколько времени они намерены держать ее здесь, в местном ИВС.
В камере, передняя часть которой от стены до стены и от пола до потолка отделена от коридора решеткой с приваренной к ней металлической рамой для двери, имеется пять деревянных топчанов, на которых можно сидеть или даже лежать (но матрацы – отсутствуют, их не принесли даже ночью). Компанию ей составили сплошь асоциальные личности. Например, две женщины-цыганки, задержанные по подозрению в мошенничестве и участии в квартирных кражах. Пьяненькая девушка лет двадцати, которую доставили прямо из дискотеки, – она порезала ножом свою экс-подругу, с которой не поделила парня. Тихая, какая-то прибитая тетенька лет примерно пятидесяти, в отношении которой у органов есть подозрения, что она «мочканула» на новогодние праздники своего мужа пьянчугу, подсыпав ему какой-то яд. Короче, та еще публика.
Цыганки поначалу вели себя шумно – голосили так, как будто в камеру запихнули целиком весь их табор вместе с детьми. Девица ругалась, сквернословила, кидалась на решетку. «Пожилая» вела себя смирно, только временами горестно раскачивалась из стороны в сторону и тихо, по-бабьи, всхлипывала…
Тереза куталась в шубку; у нее зуб на зуб не попадал; она никак не могла согреться с того самого момента, когда ее почти час продержали раздетой и босой в помещении для личного осмотра.
Когда ее доставили в ИВС, она увидела через прутья – они даже встретились глазами на мгновение – Антона, который оказался здесь же, но только в соседней камере. Под утро, когда разделенный на секции-клетки «зверинец» оказался сплошь забит задержанными милицией гражданами (на ночной дискотеке была массовая драка, только оттуда доставили не менее десятка парней, почти все из которых были либо пьяны, либо основательно «обдолбаны), в «женскую» камеру на время перевели двух мужчин – из числа тихих и смирных.
За какие прегрешения эти двое попали в ИВС, Тереза могла лишь гадать – ни тот, ни другой в разговоры не вступали.
Один из них, тот, что помоложе, одет, как бомж. Ветхая засаленная куртка, на ногах калоши… На голове – повязка из бинтов, сверху нахлобучена потерявшая форму и изначальный цвет спортивная шапочка. Перевязали его крайне неаккуратно, если даже не сказать – непрофессионально. Тереза была не в курсе, из-за чего этот сравнительно молодой мужчина, одетый как оборванец, попал в «ментовку». Скорее всего, – подумала она про себя – была какая-то драка: на его сером, осунувшемся, небритом лице заметны следы побоев. Можно было также предположить, что этот парень, которого доставили в одинцовское УВД, получил травму головы: она немного разбиралась в такого рода вопросах; кое-что, скажем так, в этом понимала.
За те пять с хвостиком лет, что Тереза проработала сестрой сначала в отделении хирургии, а затем в реанимационном отделении Воронежской горбольницы, она повидала всякого разного, в том числе и людей с черепно-мозговыми травмами различных степеней тяжести. Ей и самой не раз доводилось бинтовать подобных пациентов. Поэтому и удивилась, – даже возмутилась – когда увидела, что этот гражданин находится в ИВС, а не в больнице. А также тому, что ему толком даже не перевязали травмированную голову. Похоже, что тот, кто оказывал первую помощь этому гражданину, понятия не имеет о том, как накладывается специальная повязка на голову, так называемая «шапка Гиппократа». Или же сделал свою работу спустя рукава, сочтя, что «бомж» не заслуживает большего.
За всю ночь, кажется, она так и не сомкнула глаз.