Не успел Стас прикурить очередную сигарету, как запиликал сотовый.
– Я ж тебе говорил, Стас, – ухмыльнулся москвич. – Все под контролем…
Звонил Янонис.
– Почему вы не уехали? – вместо приветствия спросил куратор. – Вам что было сказано?
– Не смог. Ночь и утро провел в милицейском участке. Вот только с полчаса назад выпустили!
– Вам кто-нибудь позвонил на эту трубку?
Стас сообщил куратору то, что несколькими минутами ранее его попросил сказать Евгений Иванов.
Повисла пауза. Она длилась долго, минут пять, наверное. Раза два или три Янонис коротко бросал: «Будьте на линии»…
Стас предположил, что они не захотят рисковать. Что куратор – а Янонис явно с кем-то советовался в эти мгновения – прервет разговор и больше не станет отвечать на звонки.
Это было бы логично и разумно в нынешней ситуации.
Но на другом конце провода руководствовались отнюдь не логикой. Стас ощутил себя участником какой-то крайне опасной, безумной игры, по ходу которой, ближе к финалу, ее главных участников покинуло всякое здравомыслие…
– Вы на связи? Алло! Алло! Вы слышите меня?
– Да, – сказал Стас. – Я вас слушаю.
– Оставайтесь пока в Кёниге. Встретьтесь с человеком, который вам позвонил. И постарайтесь закончить начатое.
В час пополудни на стоянке неподалеку от привокзальной площади Вильнюса припарковался черный «Патфайндер».
– Бася, жди меня здесь, в машине! – Слон достал из кармана куртки мобилу и передал ее Ставицкой. – Пусть у тебя пока побудет… Не хочу брать с собой!
Заметив вопросительный взгляд виленчанки, Мажонас коснулся пальцем правого уха – нас, мол, могут прослушивать.
Выйдя из джипа, он направился в сторону расположенного в полусотне метров от стоянки «Макдоналдса». Римас не был уверен, что он поступает правильно. Человек, с которым он должен здесь встретиться, не решился прозвонить непосредственно ему, Мажонасу, на его сотовый. Не говоря о том, чтобы приехать для разговора в один из двух офисов агентства.
Просьба о встрече была передана через Петровича. Римас остро сожалел, что Стаса нет в городе, что ему не с кем посоветоваться. Неизвестно, когда вернется Нестеров и какие последствия повлечет за собой эта его странная поездка к «соседям». Именно он, Мажонас, остался за старшего. А значит, он и должен принимать решения – исключительно на свой страх и риск.
Слон пригляделся к людям, потребляющим фастфуд за столиками на летней террасе. Это были в основном приезжие, а также молодежь студенческого возраста. Нужного ему человека среди них не обнаружилось.
Он прошел в заведение. Посетителей здесь меньше, чем снаружи. Римас подошел к стойке. Ему в жизни приходилось пробовать всякую пищу. Например, мясо ползучих тварей, жареную саранчу, суши из рыбы-собаки («фугу»), а также листики дрянного салата и чищеную морковку, которыми, подобно кролику, питалась его прежняя подруга Вирга, убежденная вегетарианка. Мало чего найдется в этом мире, что бы он, Мажонас, не смог бы съесть в сыром или обработанном виде под рюмку живительной влаги. Но он никогда не ел и не мог себя заставить есть ту хрень, что подают в заведениях вроде «Макдоналдса».
Римас взял кофе-эспрессо, расплатился у кассы. Затем с подносиком, на который поставил дымящуюся парком чашку, направился к дальнему от входа столику, за которым питался в одиночестве его давний знакомый.
– Ну, – недружелюбно произнес Мажонас, усаживаясь напротив. – Вот он – я! Чего надо, Феликс? Зачем звал?
Он уставился на Монкайтиса, который уныло ковырял пластиковой вилкой остывшую ломкую картошку фри. Тот поднял голову, посмотрел на Мажонаса. Выражение глаз у него было каким-то собачьим. Как у пса, который служил хозяину верой и правдой – по своему собачьему разумению. Но был бит хозяином, бит крепко и больно палкой или дрыном. А потом пинком сапога – того сапога, к которому он льнул и который он лизал в приступе показной любви к хозяину – был изгнан прочь. Выброшен на улицу и теперь не знает, как будет жить дальше, где будет добывать пропитание…
– Мне влепили «строгача»…
– Всего лишь? – удивился Мажонас. – Я думал, что с тебя погоны сняли. И выперли из твоей конторы пинком под зад!
– К этому все идет, – тусклым голосом произнес старший инспектор ДГБ. – С завтрашнего дня меня приказом оформляют в четырехнедельный отпуск без содержания.
– Гуманные у тебя начальники. Я бы с тебя с живого шкуру содрал.
– Это еще не все. У нас грядут сокращения. В моем отделе собираются сократить три штатные единицы. Мне уже дали понять, что я первый кандидат на вылет.
– Я не понял… Тебе что, Феликс, срочно понадобилась жилетка, чтобы поплакаться? Так я на эту роль не подхожу.
Гэбист судорожно вздохнул.
– Вот как в жизни случается, Римас. Я десять лет верой и правдой служил своей стране и своему ведомству…
– Не физди! Такие, как ты, думают только про себя. Про свой личный карман и свой желудок! Кстати, теперь я понимаю, Феликс, почему ты в последнее время стал тупеть на глазах! – Римас с отвращением посмотрел на поднос гэбиста с остатками недоеденного бигмака. – Потому что жрешь всякую дрянь! Если человек употребляет в пищу дерьмо, он и сам становится… этой самой субстанцией!
– Никакой благодарности! – Монкайтис печально покачал головой. – Дослужился до того, что меня поносят последними словами!
– Хватит ныть! Выкладывай, что хотел сказать! На какую тему забил «стрелу»?!
– Да гори оно все ясным огнем… – Монкайтис вытер пальцем заслезившийся глаз. – Суки! Я для них каштаны из огня таскал! А меня… Меня!.. Как использованную вещь…
– Ты и есть использованный кондом! – сердито сказал Мажонас. – Некогда мне тут с тобой лясы точить. Вытри сопли и говори по делу!
– Наводку на вас дали ваши коллеги из охранной структуры! Они у нас под контролем… давно!
– Это ты про что?
– Про ту сумку, которую кто-то подбросил в сарай на хуторе…
– Как называется фирма?
Монкайтис подался вперед… И полушепотом произнес название одной из местных «апсауг» [18] .
– Почему я должен тебе верить?
– Дело твое, верить или нет. Но я говорю правду.
– Вопрос в том, почему ты вдруг решил выложить мне эту самую «правду».
Монкайтис бросил на него странный взгляд.
– Я просто в курсе, что вы со Стасом обзавелись мощной «крышей». Что у вас появился сильный покровитель…
– Да? – Мажонас почесал пятерней в затылке. – А вот я не в курсе!