Козакова метнулась в гостиную. Включила лэптоп. Пока комп загружался, она, не перенося текст на бумагу и без помощи авторучки, полагаясь лишь на серое вещество, произвела первичный анализ сообщения.
Написано оно – как пишутся зачастую «эсэмэски» – вроде как наспех и не без ошибок (если в случае с SMS можно вообще говорить хоть о какой-то грамматике и орфографии). От нее, понятно, не укрылись мелкие детали. И то, что слова «POKA» и «NET» написаны слитно, а не раздельно. И сокращенное слово BOZM, набранное с ошибкой (B вместо V), означающее, очевидно, в русском эквиваленте, сокращение от ВОЗМ, то есть – «возможности». И слипшееся с ним – и написанное тоже неграмотно «GAVRIT», и все прочее, что содержится в посланном только что Иваном – или кем-то по его просьбе – SMS-сообщении.
Если отредактировать и прочесть заново, то текст будет выглядеть так:
«ПРИВЕТ, АННА! ПОКА НЕТ ВОЗМОЖНОСТИ ГОВОРИТЬ НАХ ПОШЛИ БАНКИРЫ! НА ДНЯХ ПОЛУЧИШЬ ПЕРЕВОД! ТУТ ПРОБЛЕМЫ СО СВЯЗЬЮ! А ТАК ВСЕ ОК ЛЮБЛЮ, ЦЕЛУЮ ИВАН».
В сообщении содержится одно закодированное слово.
Приветствие и пробел за ним – отбрасываются. Алгоритм тот же: 9 4 26 17 30 14 22…
Выделенные символы: «b» «a» «q» «u» «b» «a» «h».
Закодированное в сообщении слово: baqubah.
Анна отправила копию текста полученного только что СМС-сообщения с одного своего е-мэйла на другой, запасной ящик. Сообщение пришло на ее сотовый в 11.38 по московскому времени. А она в свою очередь набрала его, отослала как бы сама себе, для сохранности – и актуализировала – в 11.50.
Анна взяла губку и очистила плиту от следов сбежавшего кофе. Заново зарядила джезву, поставила на конфорку. Она успела выпить чашечку «арабики» и уже начала потихоньку собираться, как вновь ожила «Нокия».
– Если вы по объявлению…
В трубке послышался мужской голос.
– Козакова Анна Алексеевна?
– Да, это я. С кем имею…
– Вас беспокоят из следственного управления Следственного комитета! Моя фамилия – Мишин. Мы с вами в пятницу общались…
– А-а… это вы.
Она с трудом вспомнила этого серого, безликого и почти бессловесного мужчину. Этот следак – да, Мишин его фамилия, и в повестке значится – приезжал сюда вместе с Виктором, оперативниками и «масками»…
– Решил позвонить вам, Анна Алексеевна, и напомнить, что в час пополудни вы должны – обязаны! – явиться к нам для дачи показаний.
– Я помню.
– Очень хорошо, – сухо произнесли на другом конце линии. – Ждем вас. Пропуск на вахте. Не опаздывайте!
Ровно в назначенное время она постучала в кабинет следователя. В типичном для такого учреждения помещении – на два рабочих места – за письменным столом сидел мужчина в сером мятом костюме.
– Гражданка Козакова? Проходите, присаживайтесь! – Следователь поднялся из-за стола и, взяв стул, поставил его к торцу. – Да, вот сюда!
Она села на стул, положив сумочку на колени.
– Анна Алексеевна, с вами хочет переговорить наш коллега, прибывший из Москвы, – скучным голосом сказал следователь. – А вот и он!
В кабинет без стука вошел Виктор. Он же Вячеслав Михайлович Званцев, подполковник, сотрудник Третьего управления ГРУ ГШ МО.
– Я отлучусь тут по делу, – сказал Мишин. – Кабинет в вашем распоряжении, коллега.
Разговор с куратором выдался для Анны непростым. Как, впрочем, и сама ситуация, которая складывается вокруг нее в последние несколько дней.
– Если я правильно тебя поняла, Виктор, руководство в нашем случае заинтересовано, чтобы я дальше продолжала играть роль Ярославны?
– Верно. Вот только оплакивать нашего общего друга не надо. Он, в отличие от князя Игоря и его воинов, непременно вернется! И вообще… – Званцев поморщился, полез в карман за платком. – Ну… чего это ты вдруг… Прекрати, Аня! Другой женщине я бы не сказал, но ты-то!..
– Не надо, у меня свой имеется.
Анна вытерла мокрые от слез глаза. Потом, достав косметичку, на скорую руку привела себя в порядок.
– А я кто, по-вашему? Баба с яйцами? Я тоже женщина… а не конь!
– Тем более! – Званцев нахмурился. – Надо выводить тебя из комбинации. Мы ведь так и планировали. По срокам даже опоздали! Надо было еще раньше запускать тот сценарий, о котором договаривались…
– Но это могло бы повредить моему… нашему товарищу!
– Да не факт! Мало ли случаев, когда мужик уезжает на заработки? А его тетка… пардон… его женщина сходит с катушек! А тут три месяца с хвостиком минуло. Да еще такие пошли напряги с долгами… Плюс уголовное дело открыто, мужика объявили в федеральный розыск!
Козакова наклонилась вперед и перешла на полушепот:
– Ты читал сегодняшнее сообщение?
– Да. Вот только перед твоим появлением открыл файл. Но эту тему здесь не стоит затрагивать.
– Не говори никому, что я тут разрыдалась. Ладно? Это я… обрадовалась, что от н е г о пришла весть.
Званцев усмехнулся:
– Ладно. Останется между нами.
– Вяче… Виктор, я вот что скажу.
– Да, Анна. – Званцев, занявший кресло временно отсутствующего следователя, тоже подался вперед. – Говори.
– Ты мою биографию знаешь, верно?
– Хм… Конечно.
– И ты знаешь, кого и при каких обстоятельствах я потеряла?
Лицо гэрэушника стало серьезным.
– Да, конечно. Он, между прочим, был и моим другом… тоже.
– Так вот. – Анна впервые за последние два или три дня почувствовала, как к ней вернулось душевное равновесие. – Я не буду выходить из игры! Тем более что… как ты сам говорил, людям наверху тоже интересно, кто и почему устроил этот замут с «проверкой паспортов».
– Знаешь, я против ловли на «живца», – сказал Званцев. – Слишком серьезная тобой сейчас занимается публика…
– У меня свои принципы и свои счеты по жизни.
– Знаю. Поэтому и была выбрана – из нескольких кандидатур – именно ты. Хотя, должен признаться, никто не предполагал, что начнутся такие вот резкие движения. И что будут так серьезно и дотошно «просвечивать».
– Но если посмотреть с другой стороны? Если покрутить эту вот ситуацию? – Она пристально посмотрела на человека, который был в одном лице и ее куратором и – некогда – другом семьи. – Все ведь удачно складывается… для Конторы? И даже это вот «ж-ж-ж-ж…», оно как бы – неспроста!
– Хм… – Званцев задумчиво потеребил гладко выбритый подбородок. – Верно мыслишь! Такие вот мероприятия, Анна, стоят недешево. Это тебе не человечка по ментовской базе пробить. Тут люди работают! С набором инструментов. От тончайших, вроде легчайшей кисточки, чтобы пыльцу с подмалеванной – если она подкрашена, подретуширована, а не реальная, природная, аутентичная, так сказать, парсуны [51] смахнуть. Или тампона из ваты, смочив который хитрым растворчиком, можно аккуратно смыть то, что кем-то подрисовано, подправлено. И вплоть до грубых и опасных инструментов – вроде топора, бензопилы или паяльника, который всунут этой самой парсуне в одно место… Извини, говорю как есть. Ну? Чего молчишь? Опять я должен за всех все решать?