– А трупы уже опознаны? – поморщившись от очередного приступа головной боли, – ужас как трещит репа после всех треволнений последних дней и недавнего мозгового штурма. – Я о тех жмурах, что мы оставили после себя у моего дома!
– Пока что ни один из них не установлен! Никто по их поводу в органы не обращался… и это, с одной стороны, понятно, а с другой…
– Настораживает…
– Вот-вот… Разослали по ним запросы… ждем-с! Что замолк? Какие еще есть доказательства в пользу высказанной тобою версии?!
– У-ф-ф-ф… Чё-то у меня башка раскалывается… Столько всего у меня важного крутилось в голове… Ну так эти ж двое… как бы помягче про них сказать… не дали мне позвонить ни тебе, Юрьич, ни Заречному!
– Значит, Рейндж, ты свою версию, как я понимаю, выстроил исключительно на догадках… на собственных умозаключениях, не подтвержденных железными доказательствами, – сказав это, Шувалов выдвинул нижний ящик стола, затем, покопавшись там немного, выложил на столешницу непочатую упаковку «транков». – Черт! Знаешь… у меня порядком в висках ломит!..
Мокрушин налил в стакан воды из графина. Шувалов положил ему на ладонь синюю капсулу «автопротектора», [36] потом выдавил из гнездышка еще одну – себе; Юрьич тоже решил после очень трудного рабочего дня и в преддверии явно бессонной ночи простимулировать организм умеренной дозой психостимулятора…
Примерно с минуту они молчали, думая каждый о своем, затем Шувалов, у которого к этому моменту слегка порозовело лицо, сказал:
– Пока ты здесь парился, Алексеич, – поверь, так было нужно! – произошло кое-что существенное…
– Например?
– Сегодня около полудня Че попытался взорвать крупнейшее в Москве деньгохранилище!..
– Н-ну ни фуя себе… пардон, Юрьич! И что?
– Бронеавтомобилем марки «КамАЗ», начиненным взрывчаткой, смертник попытался с разгона протаранить заграждения!.. Спасла вовремя поднятая «гребенка»! Кроме шахида, пострадал лишь один из сотрудников охраны…
– Это пока цветочки, – сказал Рейндж.
– Теперь самое интересное, Алексеич. Кое-кто из твоих знакомых… как мне представляется, это тот человек, что приказал своим взять тебя на Братиславской… активно ищет тебя!
– Ахмед?! – ахнул Макрушин (у него – черт знает почему! – даже волосы зашевелились на голове…). – Откуда известно?
– Из одного свежего телефонного перехвата: я привез с собой копию распечатки, потом, когда закончишь, прочтешь!
– Я так и знал, что этот шайтан от меня просто так не отстанет, – пробормотал под нос Рейндж. – Видать, не зря, сучара, снился мне все эти дни в ночных кошмарах…
– И еще архиважный момент: есть мнение, что «блондинка», засветившаяся по ходу как минимум двух из трех нынешних терактов, и дамочка с каспийской видеокассеты – одна личность! Очень, надо сказать, любопытную кассету тебе удалось накопать… сейчас с ней работает наш лучший эксперт… есть одна деталь… Ладно, поговорим чуть позже… сейчас мне надо доклады принять…
Когда Шувалов вышел из помещения, Рейндж бросил взгляд на наручные часы: секундная стрелка совершала последний свой оборот – миновали еще одни сутки.
Настал субботний день, и пошел новый отсчет времени.
И решительно никому – ни Мокрушину, ни его коллегам и начальникам, ни простым москвичам, ни Белой Фатиме и таинственно-устрашающему Че – не дано было знать, чем для каждого из них закончится этот обычный, казалось бы, ноябрьский субботний день.
Ольга, Назир Адыгов и еще трое мужчин, включая главного телохрана Абдуллу, провели ночь с пятницы на субботу в частном доме, расположенном на окраине небольшого подмосковного городка. Шестым в их компании был адвокат Крупнов, которому, по тактическим соображениям, решено было пока сохранить жизнь.
Ночь для Ольги прошла беспокойно. Сна – ни в одном глазу. Чтобы заглушить тревожные мысли и заодно укрепить собственную душу, молилась всю ночь всевышнему, читая то про себя, то негромко, полушепотом, то вслух суры Корана, благо многие избранные места она давно вызубрила, затвердила на арабском, на языке самого Пророка (да будет милостив к нему всевышний!)… А иногда прямо обращалась к своему любимому и единственному – пусть будет милостив всевышний и к нему, – с которым она надеялась вновь воссоединиться… но только после того, как над неверными будет занесен «огненный посох», острием которого она сама себя сейчас ощущает…
Ольга встала с колен в пятом часу утра. Скатала молитвенный коврик, умылась холодной водой, надела длинную, до пят, черную рубаху, сверху – темную вязаную кофту, забрала волосы в пучок на затылке и повязала голову черной же косынкой.
Она обратила внимание, что в комнате, которую заняли человек, взявший себе имя Назира Адыгова, и Абдулла, почти всю ночь горел свет. Ольга поставила на газовую плиту чайник: ей было сказано, чтобы к шести утра был накрыт завтрак на всю их небольшую компанию.
Услышав легкий скрип открываемой двери и приглушенный звук мужских шагов позади, она обернулась.
– Ассалам алейкум, Фатима!
– Алейкум ассалам… Назир!
Сказав это, Ольга-Фатима удивленно уставилась на вышедшего из своей комнаты мужчину: по голосу-то она его узнала… а вот внешность… внешне в нем многое за последние часы изменилось.
– Ну что открыла рот? – Назир, довольный произведенным эффектом, ощерил в улыбке свои волчьи зубы. – Своих, что ли, уже не узнаешь?!
– Э-э-э… нет… то есть – да… узнать тебя сейчас довольно-таки трудно! – приглядываясь к нему, – она даже верхний свет включила! – после небольшой паузы изрекла Ольга. – Я и то не сразу поняла… кто это стоит передо мной!
– Советую тебе, сестра, тоже что-то подобное сделать…
– Конечно… я уже об этом думала.
– Накрывай на стол! Через полчаса приедут за Крупновым… его перевезут в другое место! Мы с Абдуллой уедем в половине седьмого! За тобой, сестра, тоже приедут, но позже… время и прочие детали мы с тобой обговорили еще вчера! – Внимательно посмотрев на молодую женщину, он спросил: – Ты что-то мне хочешь сказать?
– Да… Назир! Я хочу, чтобы ты кое-что знал…
– Говори!
– Я беременна… – глядя ему в глаза, сказала Ольга-Фатима. – Срок – восемь или девять недель! Ребенок этот… что у меня под сердцем… зачат от моего Назира!..
– Почему ты мне раньше об этом не сказала? – глядя на нее своими переливчатыми кошачьими глазами, спросил мужчина.
– Боялась, что ты отстранишь меня от участия в этих нынешних акциях! Я… для меня это было бы хуже собственной смерти!