Когда Теплов ушел, Садчиков сказал Чите:
— Н-ну, придумывай, Чита, новую версию, эта, видишь, отпала.
— Он врет! — сказал Чита. — Он нагло врет! Я отвожу его как свидетеля…
— Н-не торопись, — снова посоветовал Садчиков, — лучше придумай что-либо н-новенькое, мы вместе обсудим, так или не так. Может быть, ты нашел пистолет на улице, когда шел от Сударя к стоянке т-такси? Или, может быть, у Сударя в подъезде?
— Или, может, — подсказал Костенко, — у Сударя в квартире?
— Ладно, — сказал Росляков, — тогда давайте все спросим у Сударя. Вы где с ним уговорились встретиться?
— Я не уговаривался с ним встречаться.
— Снова врешь, — сказал Костенко. — Дома у него сейчас засада. Он вернется домой, потому что ему нужен помощник. Витька с вами теперь не ходит, ты — у нас. Он вернется домой и будет тебя ждать там. А там мы ждем его.
«Я же не хотел! — лихорадочно думал Чита. — Я так и знал, что влипнем! Я же не хотел идти с ним, когда он показал мне пистолет в первый раз. Они не поверят мне. Но я не хотел! Это он, сволочь, бериевское отродье, сатрап проклятый, заставил меня! А вдруг они ничего не знают? Сударь говорил, что надо молчать! А если сказать? Не все, а только самое легкое? Черт, как же быть? Как же мне быть, господи! Помоги мне! Мамочка! Что делать-то сейчас?»
— Сколько раз с вами воровал поэт?
— Он не воровал, — ответил Чита и сразу же понял, что уже начал помимо своей воли говорить. Он понял, что проговорился, он попался! Они взяли его врасплох этим вопросом, потому что он боялся только Сударя, а этого паренька он не думал бояться, он забыл о нем, как только попал в руки того, который затащил его в парадное.
— А касса? Он же с вами был в кассе, — быстро сказал Костенко.
Чита устало вытянул руки и потер пальцами колени. Он почувствовал, что пальцы перестали дрожать.
— Нет, — сказал он тихо, — там мы были вдвоем. Он просто шел сзади. Мы даже не поняли, как он за нами вошел. Он был пьяный. А про милиционера я ничего не знаю. И вообще больше ничего не было.
— Снова врешь, — жестко возразил Костенко, — мы уже вызвали людей из скупки и из домовой лавки. Ты заметный, они тебя сразу узнают. Шрам, да парень ты видный, хоть и очки нацепил для конспирации.
— Где вы должны были встретиться с Сударем? — повторил Росляков. — Давайте, давайте, нечего уж…
«Сударь все равно будет молчать. Он им ничего не скажет. Пусть сами берут, — быстро думал Чита. — Этого я им не скажу. А про то они все равно знают».
— Мы с ним не уговаривались о встрече, честное слово.
— К-какое? — удивился Садчиков.
— Честное слово, — повторил Чита. — Я уехал от него — и все.
«Мне никак нельзя говорить. Тогда будет два новых дела. Он должен грабить этих чертовых скрипачей. А я ничего не знаю. От всего откажусь. Меня первого взяли, мне и вера…»
— З-значит, поэт с вами не воровал?
— Нет.
— И в-вы с ним не говорили о том, что собираетесь брать кассу?
— Нет. Мы потом жалели, что он за нами увязался.
— На м-минуточку, С-слава, — позвал Садчиков Костенко, и они вышли из комнаты. Садчиков отошел к скамейке, сел, достал сигареты и улыбнулся.
— Я, знаешь, за Леньку рад, — сказал он, — он теперь у н-нас просто как свидетель пойдет. Давай писать протокол, и сразу ч-чтобы этот вопрос особо отметить, это для Леньки спасение…
— А как быть с Сударем?
— Он з-знает, где у них назначена встреча.
— Думаешь?
— У-убежден.
— Ну, извини…
— Да н-нет, ничего, — улыбнулся Садчиков. — Теперь т-так: про Сударя пока ни слова. Пройдет полчаса, он пообвыкнет, и тогда повторим в-вопрос еще раз, как считаешь?
— Хорошо. Пошли.
Когда распили половину бутылки, Прохор попросил:
— Вить, а Вить, ты сходил бы, из машины бензинчика мне отсосал — пятно замыть.
— Какое пятно?
— Веранду я красил. Масляное. Вот, на коленке — видишь?
— Потом принесу.
— Нет, Вить, сейчас. А то вонять будет. Чего те стоит-та?
— Въедливый ты старикан. Давай разливай по последней…
— А ты пока сходи, ладно, Вить? Я во всем опрятность люблю.
— Ладно.
Виктор пошел к машине. Прохор достал из внутреннего кармана длинное шило, завернутое в тряпочку, развернул его и положил в свой старенький портфель, потом подошел к окну и внимательно следил за тем, будет ли Виктор останавливаться и разговаривать с кем-либо. Нет. Налил в пузырек из карбюратора бензина, пошел к подъезду. Ах, сволочь, с кем же ты остановился, а?
А Витька встретил Алика из соседнего подъезда.
— Здорово, — сказал Алик.
— Привет.
— Ну, как дела?
— Ничего. Сегодня за Любкой еду. А ты как?
— Тоже ничего. Продули мы позавчера «Химику».
— Эх вы, тюри…
— Сегодня в Тарасовке на загородном филиале стадиона со вторым «Спартаком» играем. В семь часов. Хочешь, приезжай.
— Я за Любкой еду.
— Игра будет — класс! Чего ты бензин несешь?
— Да приятелю, пятно отмыть на штанах, — сказал Витька и кивнул головой на свое окно.
Алик поднял голову и увидел Прохора. Прохор отпрянул от окна.
— Ну, пока, — сказал Алик.
— Пока. Ни пуха ни пера.
— Иди к черту…
— Вить, а Вить, с кем ты лясы свои натачивал?
— Приятель один.
— А я что, носорог? Меня зачем ему в окно показывал?
— Да я тебя и не показывал вовсе.
— А чего ж он глазел?
— Я сказал, что бензин несу, брюки себе почистить, вот и весь разговор.
— Архип Иванычу, небось сказал, несу. С Тарасовки, да?
— Ничего я про тебя не говорил. И чего ты пугливый такой? Прямо как лань.
— Лань — она очень красивых форм тварь. Давай пей за здоровье Любушки нашей. Ух, красавица, дай ей боженька хорошего сыночка! Пей!
Они чокнулись, и Витька выпил.
— Зря я захмеляюсь, — сказал он. — Не ровен час — милиция остановит. Я ж за Любкой сегодня еду…
— Я тебе говорил — не гони… Мусора, они только к тем с подозрением, кто гонит… А кто потихоньку да полегоньку, тот катает себе по городу и горя не знает…
Прохор вдруг замер и прислушался.
— Ты чего, Архип Иваныч? — удивился Виктор.