— Она откомандирована в Гохран.
— А что нового в Гохране?
— Там банда, Феликс Эдмундович. Честно говоря, их бы стоило взять всех скопом.
— Факты где? Улики? Бесспорные доказательства?..
— За ними и охотимся. Если позволите, я в ближайшие день-два все вам доложу.
Дзержинский вдруг остановился, будто споткнувшись о какую-то преграду:
— А где Стопанский?
— Поляк? — спросил Бокий.
Дзержинский хмуро усмехнулся:
— Поляк здесь, я поляк.
Он умел улыбаться в самые трудные минуты.
— Я спрашиваю о подполковнике из второго отдела… которого вербовал Всеволод.
— Ах, Стопанский! Живет в «Гранд-отеле».
— Посулите ему хороший гонорар, если он завтра же сможет уехать в Ревель.
— Исаев его агент? — предположил Бокий.
— Верно. Только вот что, Глеб Иванович… Гонор и бахвальство — это главные отличительные черты шляхты. Поэтому укажите ему твердо и резко, что, если он сразу же скажет вам правду — он нам в ревельском узле не может помочь потому-то и потому-то, степень риска такая-то и такая-то, — мы уплатим ему в два раза больше, чем если он будет лгать. Коли он этим делом заинтересуется, продумайте план, дайте ему разыграть комбинацию, не торопитесь предлагать свою версию. Пусть он эту комбинацию тщательно запишет: с именами, выходами на тех или иных людей, с адресами — мы это проанализируем, проверим через наши закордонные возможности, внесем коррективы и немедленно отправим поляка в Ревель. Пусть работает.
— Роману пока ждать?
— Да.
— А если не выйдет со Стопанским?
— Следите за «Правдой», Глеб Иванович. И англичане и немцы после введения нэпа вальсируют вокруг нас… Нажмем через Красина в Лондоне, а послезавтра в Берлин уезжает Крестинский. Николай Николаевич тоже умеет нажимать. Сейчас не восемнадцатый год, сейчас с нашими людьми не так просто расправиться — можем прикрыть…
— Признаем Всеволода своим?
— Признаем, если положение окажется безвыходным: нет ничего смешнее позиции страуса, прячущего голову под крыло, — ни одно государство невозможно без разведки.
— Крик поднимется…
— А мы что, крика не слыхали? Покричат — перестанут, нам ли привыкать?
«М.М. Исаев завербован мною в Москве … апреля … года, отправился в Ревель по делам, связанным с подпольной работой в Петрограде. Является для генштаба человеком перспективным в ………………. аспектах; может быть использован, как ………………… Активен в своих антинемецких настроениях, воевал на русско-германском фронте. Знает большинство европейских языков. Справки о нем наведены через наши дипломатические каналы в Харбине, Токио и Пекине, поскольку М. М. Исаев воевал в рядах армии Колчака, имеет медаль „За ледовый переход“ (так у русских называется рейд генерала Каппеля, выведшего свои войска из красного окружения). Его высокие деловые и личные качества подтвердили Н. И. Ванюшин, один из идеологов белого движения на Д. Востоке, руководитель пресс-группы Колчака, полковник В. Г. Недошеин и генерал Дитерихс».
— Жидко, — сказал Бокий, прочитав этот план Стопанского. — Не весит… Ну, агент, ну, из подполья… Мало у вас таких?
— Не очень-то много. Агенты норовят лечь под Францию или под Альбион. Те платят получше, а бабы там дешевле.
— Хватит вам про баб… Тот, кто много о них говорит, — на поверку ничего не может. Вы молчите уж лучше об этом, пан Стопанский…
— Работать на вас мне так или иначе придется, но принимать к исполнению чекистский кодекс пуританства — увольте.
— Я не собираюсь вас перевоспитывать, упаси боже! Вас тогда немедленно в Варшаве посадят в каталажку — с нашим-то кодексом…
— Браво! Благодарю, не надо!
— Игнатий Казимирович, вы говорили, что генерал Гозяк алчен до безобразия. Не заинтересует ли его такая версия? — спросил Бокий и подтолкнул Стопанскому листок бумаги, где было написано следующее:
«Исаев имеет серьезные контакты с московским валютным подпольем. Никаких точных данных об этом он мне не сообщил, но намеревался ехать в Ревель именно для того, чтобы получить средства, которые дельцы перекачивают из России в целях собственной наживы, а никак не в интересах антибольшевистского подполья. Считаю, что в Ревеле, установив за Исаевым соответствующее наблюдение, мы сможем, во-первых, создать ему определенные трудности, за решением которых он обратится к нам, и, во-вторых, мы имеем возможность выйти на глубоко законспирированные связи чрезвычайно крупного, широко разветвленного валютного подполья. Считал бы необходимым мою срочную командировку в Ревель, ибо у меня с Исаевым назначены явки и обговорены сроки встреч. В случае моего отсутствия ему должен будет оказать помощь третий секретарь Марек Янг. Справки об Исаеве я навел через наших людей в Харбине, Пекине и Токио: о нем отзывы самые положительные (Н. И. Ванюшин — идеолог белого движения на Д. Востоке, ушел в 1920 году в Дайрен, генерал двора Дитерихс, удалившийся ныне от дел атаман Семенов)».
— Это наших заинтересует. Я смогу посидеть дня два с Исаевым и поработать над легендой?
— Он в тюрьме, в Ревеле…
— С этого надо бы и начинать. Я ж не знаю Исаева, я не смотрел ему в глаза, я не знаю, в какой мере он стоек на допросах, я не…
— Вы этого человека знаете, — перебил его Бокий. — Он первым вас встретил на Мещанке…
— Всеволод! Страдает в остроге? С этим орешком они поломают зубы… — Он помолчал. — Операция будет дорогая.
— Но операция будет?
— На чем его взяли?
— Улик никаких. Скорее всего его подставили немцы. Те самые, на которых работал наш дипломат…
— Работал? — подчеркнув окончание, переспросил Стопанский. — Быстро! Примите поздравления… Браво!
— Без вас мы бы его не нашли, Игнатий Казимирович.
— Серьезный был человек?
— В определенной мере.
— Благодарю за исчерпывающее разъяснение.
— Так что? Беретесь?
— Время? Сроки? Когда начинать?
— Вчера.
— Браво! Я спрашиваю вас серьезно.
— Я вполне серьезно отвечаю — вчера. Сегодня, во всяком случае. Шифровки от Ванюшина и Дитерихса мы вам подготовим — это в наших возможностях. Попросите ваших встретиться в Москве с Урусовым; вот адрес, — подвинул Бокий листочек бумаги, — запомните так, брать с собой не надо. И пусть завтра составят запрос в Ревель: как себя ведет Исаев.
— С кем я прорепетирую беседы? Если бы вы поверили мне раньше, я бы все это обговорил с Всеволодом.
— Его арест в наши планы не входил.
— Не верите вы мне… Не нужны мне ваши секреты, я от своих устал… Право, я помогать вам хотел: у нас такая безысходность, так все друг от друга отгорожены заборами, что мне, с моим характером, у вас лучше… Вы правы: я больше говорун по женской части, но если трезво разобраться, это бунт против наших устоев. Вы не смейтесь. Брак у нас — кабала, мещанство. И развод получить нельзя — мове тон, конец карьере! А что я могу делать, кроме как быть разведчиком?