Гомон был постоянным, он образовывал устойчивый гул, напоминавший чем-то тот, который на рассвете был слышен в Игуасу, когда Шиббл и Штирлиц проезжали мимо громадных, почти как Ниагарские, водопадов, только в предрассветье не было зыбкой радуги; раскаленное бесцветное небо, и солнце бесцветное, духота.
Роумэн шел по рынку, разглядывая товары, купил статуэтку Карла Маркса с трубкой мира во рту. Подарить бы такое сенатору Маккарти — немедленный инфаркт миокарда. Он не оглядывался, зная, что вот-вот Штирлиц подойдет к нему сзади, и почему-то был совершенно уверен, что тот попросит его не оборачиваться и назовет новое место встречи, обязательно ночью, где-нибудь среди шума и многолюдья. «Здесь нет такого места, — возразил он себе, — деревня; и попугаи спать не дают, дразнятся всю ночь; надо будет купить какого-нибудь говоруна Крис, ей понравится, конопушке, как там она, человечек?»
— Слушайте, — услыхал он голос Штирлица; тот стоял у него за спиной и разглядывал деревянную маску, сделанную из белого ствола пальмы, — за вами тут тоже топает высокий, крепкий парень, стриженный бобриком, в сером костюме; глаза маленькие, нос боксерский; он вышел за вами из самолета. Меняет его, как мне кажется, девка, похожа на здешнюю, в белом платьице с большим хурджином на боку; а парень постоянно ходит с портфелем свиной кожи, довольно толстым, в таких таскают разобранные автоматы, по облику — американец.
— Спасибо, — не оборачиваясь, сказал Роумэн.
— Любимую высвободили?
— Да.
— Где она?
— Миссис Роумэн в Штатах. Вы убеждены, что за мной ходят?
— Да.
— Вы больше не прихрамываете… Что, это был камуфляж?
Штирлиц не смог скрыть улыбки, в чем-то даже по-мальчишески тщеславной:
— Заметили в зеркальце?
— Да.
— Это поразительная история, расскажу… Поболтаем здесь, пока ваш паренек не подвалил к нам? Или встретимся позже?
— За мной не было машины, я проверился. Все это довольно странно.
— Я очень рад видеть вас, Роумэн.
— Как ни странно, я тоже.
— Я вас подхватил в аэропорту, как только вы прилетели. Очень ждал. Постарайтесь вспомнить, фамилия Викель из лиссабонского ИТТ вам ни о чем не говорит?
— Нечего вспоминать, Португалия — не моя епархия.
— А Ригельт, штурмбанфюрер Ригельт, ничего о нем не знаете?
— Нет… А почему бы нам не поговорить в машине? Если увидим «хвост», я смогу оторваться, да и вы не ковыляете больше, уйдете через проходные дворы, заборы-то соломенные, нырк — и нет!
— Идите первым, только попробуйте поскорее завести мотор, — Штирлиц усмехнулся, — тогда я к вам и сяду. Поезжайте к реке, в случае чего — легко оторваться, дорога довольно широкая, преследование заметно, есть хорошие повороты в район порта. На всякий случай, я остановился на калле [26] Менендес Пелайо, семь, ателье художника Бенитеса. К вам в «Эксельсиор» идти нет резона. Телефон ваш знаю, позвоню два раза, опущу трубку — значит, что-то экстренное; на почте, если «хвоста» ну будет, впрыгну в машину.
— В машине не могли сказать? — Роумэн, не оборачиваясь пожал плечами. — Что-то слишком уж вы конспирируете. Странно, что за мной топают, неужели ваши?
Они дошли до машины: Роумэн — впереди, а Штирлиц, то и дело задерживаясь у прилавков, — следом.
Рядом с «Фордом» никакой машины не было; в другом конце улицы в моторе разбитого «Джипа» без левого крыла копался парагваец в белых шортах и сандалетах на босу ногу. Машина экономического советника, постонав, сколько и было положено, наконец завелась, и снова в дрожащем, слоистом воздухе повисло бело-голубое облачко, цветом похожее на грозовую тучу.
Штирлиц быстро сел рядом с Роумэном и сразу же включил радио. Звука не было — мертво.
— Чья машина? — спросил Штирлиц.
— Нашего парня из посольства. Разгильдяй чертов! Не автомобиль, а катафалк, хотя набирает здорово, с места, словно двигатель форсированный… Ну, рассказывайте, старина, сзади чисто, мы одни.
Штирлиц опустился к радиоприемнику, пошарил в приборном щитке, нащупал что-то, жестом попросил Роумэна припарковаться; тот, недоумевая, притормозил возле обочины. Мальчишки, стоявшие до этого кругом и рассчитывавшие друг друга на игру, — как и во всем мире: «квинтер-финтер-жаба, энэ-бэнэ-раба», — бросились к машине; в этом районе автомобиль был диковиной, а в центр их, рваных и босоногих, не очень-то пускала полиция.
Штирлиц уцепил пальцами проводок, присмотрелся — в отличие от других, запыленных и промасленных, — новенький; потянул его на себя, приподнял коврик, перегнулся через спинку кресла, вылез из машины, извиняюще улыбнувшись мальчуганам, которые сразу же что-то закричали про «гринго», открыл заднюю дверь, приподнял сиденье, заглянул туда, запустил руку, вытащил маленький микрофон, выдернул из него шнур, что шел к приборной доске, и бросил штуку Роумэну.
— Вот почему они не сидели у вас на «хвосте», — сказал Штирлиц. — Ну, мудрецы ребята. Это ваши, Пол, это — не мои, слишком уж современная штука. В рейхе таких не делали, закупали через Швейцарию у полковника Бэна. Теперь они засуетятся, так что давайте, жмите по второй дороге, я покажу, там есть съезд к реке, черт не найдет, и славный ресторанчик, подъезд просматривается со всех сторон и к тому же дают сказочную рыбу.
— Ну, вы и дьявол, — заметил Роумэн, косясь на крошечный микрофон с небольшим динамиком, — я бы никогда не додумался.
— Что, вас такой аппаратурой не снабжали в Мадриде?
— Нет. Я слышал про опытную партию, обещали, но, говорят, все загнали в Москву и Восточную Европу, там нужней. Значит, действительно, нас топчут мои, Брунн. Вы правы. А если все-таки ваши, значит, они так влезли в Штаты, что можно только диву даваться, грань государственной измены… Ладно, это тема для размышлений, когда я останусь один. Пока рассказывайте, что случилось.
…Выслушав Штирлица, он спросил:
— Ваша версия?
— Как вам сказать… Более всего меня, как ни странно, потряс Шиббл. Почему и он с Ригельтом? Каков смысл? Ведь он англичанин! Резон? Вы можете объяснить?
— Не могу.
— Занятно, нет?
— В высшей мере. Ригельта описать сможете?
— А я его нарисовал. Вам же приглянулась моя живопись у Клаудии… Вот, держите.
Роумэн глянул на кусок картона: портрет был выполнен в цвете:
— Тут и краски продают, в этой дыре?
— Нет. Их привозит из Лимы мой квартиродатель дон Бенитес. Паспорт сможете достать?
— Смогу. Но он будет засвеченным, вас с ним щелкнут на любой границе. Видимо, когда я попрошу об этом, мне дадут именно такой паспорт. Впрочем, можно рискнуть: я вам отдам свой, на сливочном масле, а себе возьму тот, который приготовят в здешней резидентуре… Букву «Р» легко исправите на «Б», «о» на «а» — мистер Баумэн, весьма далеко от Роумэна, ничего, пострадаете с неблагозвучной фамилией Баумэн, главное — будет надежно.