— Но что же делать! Сегодня вечером сюда должны въехать мои семинаристы!
— Прямо не знаю, — развел руками директор. — Сейчас кликну Юрку, массажиста, и парикмахершу Клавдию Семеновну, сам присоединюсь… Ну, прямо не знаю!
— Хорошо, — сказал Яша, снимая пиджак и закатывая рукава рубашки. — Зовите своих орлов, приступаем немедленно…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Вот вы ездите где-то, — сказала моя грубая секретарша, — а вчера вас Яков весь день искал с какой-то бумагой.
— С какой? — спросила я кротко.
— Ну, почем я знаю! Вон она, лежит у вас на столе…
— В следующий раз, — так же кротко сказала я, — бумагу изучить, проблему ликвидировать, — желательно, без моего участия. И докладывать нежно и подобострастно, как ангел небесный. А то ведь выгоню, в конце концов, к чертовой матери. Понятно?
Она засмеялась и сказала:
— Поня-а-тно.
Бумага лежала на столе в сложенном виде, той стороной, на которой Яша, конечно же, набросал комикс: кадр первый: двое толстощеких детей тянут какую-то огромную кошелку к дверям хижины, приговаривая: «Тятя, тятя, наши сети притащили!..» Во втором кадре всклокоченный с перепою тятя с вытаращенными глазами выталкивает слова в выдуваемый пузырь: «Паразиты, сколько раз повторять: не трогайте сетей!»…
Дальше я рассматривать не стала, уже предчувствуя, что содержит внутри эта бумага.
И точно: мне сообщали, что такой-то, с моей фамилией, израильский гражданин, свалившийся в результате пьяной драки в Ниагарский водопад, скончался в госпитале в Монреале, не приходя в сознание. И меня просят забрать тело как можно скорее, в противном случае…
Маша несла мне чай, но расплескала его, услышав мой вопль из кабинета.
— Свяжи с Козловым! — в холодной ярости велела я.
— В смысле, с Рамиресом?
— С Козловым!!!
Она поставила чашку на стол и, вытирая на ходу мокрые руки о джинсы, помчалась выполнять…
— Фелип-пе… — вкрадчивой растяжечкой начала я, услышав в трубке голос Козлова. — Зачем вы допекаете меня этим мертвецом?
— Но… разве вам безразлично, что ваш родственник?.. — сделал вид, что удивлен, шокирован…
— Он не родственник мне, и я вам это уже говорила… — я разгонялась, раскачивая голос и готовясь к прыжку… — Понимаю, что моя фамилия более распространена, чем, скажем, Козлов-Рамирес… Но все-таки, запишите себе где-нибудь: если еще раз мне будет послана депеша насчет этого парня, я действительно приволоку его из Монреаля и сгружу у ворот Посольства…
Но тут, к моей досаде, открылась дверь кабинета, показалась голова Джеки, как всегда, приветливо улыбавшегося. Увидев, что я на телефоне, он заполоскал в воздухе какими-то зелеными бумажками, отпрянул, скрылся… Его обаятельная, всегда дружественная улыбка сбила меня с драчливой ноты…
Я опустила трубку, позвала Машу.
— Что хотел Джеки?
— Деньги занес, — сказала она. — Пятьдесят долларов, говорит — долг. Страшно благодарил…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение №3.145:
Кликушечий женский голос:
— Куда мне еще обращаться, куда?! Я уже звонила в вашу израильскую церковь, молила: — Да за ради Хоспода Боха нашего Христа, помохите!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл sindikat
«…наши ледовые сатурналии в «Лужниках» подготавливаются в ситуации тревожного ожидания чего-то страшного. Вчера на перекличке, во время обсуждения, в дверях показалась Рутка, бледная и испуганная.
— Что?! — крикнул ей Клавдий. — Кто тебе поставил пера?
— Там… — проговорила она, как-то жалко вякая бледными губами… — там…
Клава крякнул, вышел из-за стола и проковылял к двери. Вернулся через полминуты и мрачно проговорил:
— Мы получать телефон, что еще несколько минут мы будем «бум!».
Все воззрились на Шаю. Вернее, на его пиджак, словно тот мог сейчас запросить духов — прятаться ли всем нам под столы, или не стоит…
Далее, ведомые Шаей и Эдмоном, все мы, как на учениях, выстроились в темном коридорчике возле Юной стражи Сиона. Топтались, перешучиваясь… Однако под ложечкой довольно мерзко посасывало…
Разумеется, тревога оказалась ложной…
Собственно, ничего нового не предвидится. Дни такие — день рождения фюрера, да еще проклятый этот футбольный матч на большой арене, и буквально в те же часы. Уже с неделю какие-то мозгляки беспрестанно звонят и голосами юных онанистов обещают расправу. Жалко, что попадают они не на меня, с моим прославленным сквернословием, а на Машу, которая, будучи сама грубиянкой, при звуке грубого голоса падает в обморок — самым натуральным образом.
А вчера звонила вернувшаяся из Подмосковья, совершенно истерзанная научной своей деятельностью Норочка Брук и с истерическими нотами в голосе рассказала о некой только что прошедшей научной конференции в доме отдыха «Пантелеево». О Пожарском, который на заре перестройки стал сколачивать еврейские просветительские общества по провинциальным городам. Такой непоседливый Минин-Пожарский, грубая просветительская работа.
Его гвардия — в основном, конечно, водопроводчики, но — еврейские водопроводчики. С запросами. Они уже прочитали учебник университета Вечной учебы для дистанционного образования, грянули оземь и обернулись лекторами. И теперь желают залудить конференцию. Делается это просто — переписка учебника и провозглашение его с амвона. И поскольку Нора возглавляет Коллегию профессоров при Центре Иудаики, то обязана мотаться по таким вот незатейливым мероприятиям.
Ну, «Пантелеево» как «Пантелеево» — не ремонтировался лет двести, в столовой — макароны на макаронах и макаронинами погоняют, и так далее. Но Пожарский не хочет менять место встреч, говорит, что Клещатик дает самые низкие цены. (Еще бы не низкие, — за этот бассейн, за это — как там, в фамильной его ктубе? — «прелестнейшее имение под небом»)…
Ну-с, наутро — торжественное открытие конференции. Пожарский сияет, горит и провозглашает. Затем — пленарная установочная лекция — «Великие евреи — мужчины и женщины».
На трибуне буфетчица из зенитного училища — роскошная грудь, подпертая роскошным животом. Роскошные бронзовые кудри по плечам, видать, с утра побывала в местной парикмахерской у Клавдии Семеновны. Начинает говорить — профессора околевают на своих стульях. Это не лекция, это поэма! Обилие деталей, подробности, рвущие сердце: «Юдифь ступала медленной чувственной поступью… Садилось солнце… Ослик, привязанный к ограде позади шатра Олоферна, издал короткое ржание»… И так далее… Короче — пилотная образцовая лекция.