Ицхак Золотухин, сын Василия, свидетель
Иехезкиелъ, сын Мордехая, свидетель
Разрешается женщине выходить замуж за другого, кроме Коэна, по истечении 93 дней.
Печать районного суда Иерусалимского Раввината.»
Иногда, довольно редко, его послания были написаны в духе частного письма.
«Ты спрашиваешь, друг мой…» — так начиналось одно из писем Азарии, хотя я ни о чем давно уже его не спрашивала, а только жадно листала каждое утро почту, высматривая его имя.
«…Ты спрашиваешь, друг мой, — писал он, — как продвигается проект всенародного трамвая в городе, где и пешеходы выглядят лишним приспособлением к миру… Все путем: улицы трижды перекопаны и четырежды закопаны вновь, на площади Давидки щит рапортует о завершении работ на данном участке пути. Прочитав это сообщение, народ озирается в поисках рельс, без которых трамвай, при всем торжестве прогресса, из-за угла не появится. Очевидно, на данном участке пути план по разграблению средств уже выполнен. Двинемся дальше…»
Но, начав в иронически-горьком ключе, он постепенно накручивал себя, раскалял свой бубен, переходил на излюбленный слог разгневанного пророка и к концу письма уже бил в набат очередной цитаты, раскачиваясь в исступленном вопле:
«…Ибо все столы полны блевотиной; нет места чистого…
Поэтому слушайте слово Господне, люди глумливые, правители народа этого, который в Йерушалаиме… Вот в основание положил Я на Сионе камень, камень надежный, краеугольный, драгоценный, основание крепкое; верующий не поспешит.
И сделаю Я суд мерилом и справедливость — весами, и сметет град покров лжи, и смоют воды укрытие… Когда бич стремительный пронесется, будете им исхлестаны… и только ужас испытаете, когда поймете весть. Ибо коротка будет постель, чтобы растянуться, и узко покрывало, чтобы завернуться…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл sindikat
«…после того как Клавдий трижды напоминал мне об интервью с Клещатиком, мне ничего не оставалось делать, как напустить на того Галину Шмак. Надо сказать, ее безотказность и надежность я оценила только сейчас, когда убедилась в том, что нет такого задания, которое она не взялась бы выполнить. Ее можно засылать на интервью к космонавтам на орбите, к водолазам в минуты глубоководного погружения, к шахтерам в аварийную шахту…
Возьмите у него интервью, Галина, сказала я, только не давайте завираться, вопросы ставьте четко, песни о собственном творчестве и величие замыслов режьте на корню; вообще, резать материал буду лично я! — и положила трубку, чтобы не услышать опять бесконечную сагу без препинаний о сволочах в типографии, подлеце Алешке и обоях в деликатный цветочек…
Вечером она уже рапортовала о выполненном задании, а на другое утро перекинула на мой электронный адрес довольно странный файл: это была смесь из эпики Гомера, свиста соловья-разбойника, Соломоновой Песни Песней и голоса сирены, манящей в морскую пучину…
Ной Рувимыч Клещатик, главный подрядчик Синдиката, соавтор песни «Скажи мне душевное слово», драматург и черт еще знает — кто, представал перед читателями «Курьера» опытнейшим мореходом, подробно объясняющим разницу между классами кораблей, маршрутами, командами и специальными терминами… Он расписывал будущую акцию с поистине поэтической страстью, перечислял всех выдающихся пассажиров, кто украсит эту замечательную поездку — актеров, писателей, журналистов, дипломатов; не были забыты и шимпанзе Дориан с хозяйкой, и цыгане с медведем, капелла «Московские псалмопевцы», известная певица Эсфирь Диамант; он подробно перечислил все увеселения гурманов, с упоминанием вин разных стран и блюд китайской, японской и прочих кухонь, которые ждут пассажиров на корабле… Я читала все это со смешанным чувством восторга, изумления и брезгливости. Опять представила себе галеон времен Ост-Индской компании… Наконец, села за работу и на всякий случай отчекрыжила всю романтику напрочь. Вверх тормашками полетели цыгане с медведем, «Московские псалмопевцы», Эсфирь Диамант и блюда изысканных кухонь. В опубликованном интервью Клещатик сдержанно сообщал о новой готовящейся акции Синдиката: двухнедельном турне на пароходе «Илья Муромец», приглашал звонить и записываться по следующим телефонам (приводились номера департамента Фенечек-Тусовок). Добавлял, что некая компетентная комиссия впоследствии отберет достойнейших. При этом критерии, по которым будет проходить отбор пассажиров, в статье не перечислялись.»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Представляете, Дина, — сказала Женя расстроенно. — Во дворе убрали песочницу. Такая жалость! Я брала в ней камушки для аквариума… Теперь все кончено. И самокат Шая запретил заводить во двор. Говорит, это опасно: к нему можно прицепить взрывное устройство…
Хотелось погладить ее по голове, утешить… На самом деле в трех наших комнатушках Женя развернула настоящий рыбий террор: меченосцы и гупии плодятся с таким остервенением, что вот уже месяца три как Женя выклянчила у меня разрешение поставить на мой стол «ма-а-ленький аквариум литров на сорок», для мальков, чтобы тех не сожрали родители.
Я согласилась, — а что делать? Мальков тоже жалко. К тому же в отдельных случаях, в беседах с некоторыми гостями, я могу скрывать за аквариумом невольное выражение лица…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По тому, с какими вытаращенными глазами прибежала Рутка с сообщением об очередной перекличке, я поняла, что грядет бо-ольшое начальство, что придется опять отрабатывать номер: «а без меня тут ничего бы не стояло». И что вновь нам придется слушать «Песнь ГОЭЛРО».
Так и есть: когда все мы привычно сгрудились за круглым столом, Клава достал фонарик-крошку и сказал:
— Дина, отодвинься от карты, несмотря на то, что ты сильно похудела в последнее время…
И повел зачин…
Это были трое из Объединенного Совета Покровителей Синдиката.
Глава Опекунской Комиссии, Джошуа Бекон, с мордой ротвейлера, его секретарь Луизиана Гопп, старуха, с лицом одновременно изумленным и сонным, то есть оторопелым, и хлыщеватый молодой человек с ярко-зеленым галстуком в лазоревую крапку, которым он занимался без устали и, похоже, бессознательно, — как двухлетний малыш теребит и тянет свое крошечное оружие мужественности.
Клава, как обычно, тянул эпохальную «Песнь ГОЭЛРО», разгуливая лазерным фонариком по просторам бывшего СССР, торжественно сообщая цифры, факты, сражая гостей расстояниями. Он вонзил красный огонек в Японию и начал торжественно-хозяйским тоном:
— Тут Япония.
Совершил рукой круговое движение в сторону Калининграда и провозгласил: