— Она выглядит усталой. Спала?

— Что-то ее все время беспокоит.

— Изя, смотри, это — ее имя? — Эмма показала вышитый угол покрывала.

— Прочитай сама, — наступила вежливая тишина, — все знали, что Изя не умеет читать.

— Катя, — тихо сказала Эмма.

— Можно включить радио?

— Только не слишком громко.

— И сколько нам тут сидеть?

— Посмотрим.

Ситуация казалась идеальной: под пустым навесом на задворках Казанского вокзала внезапно появилась рабочая бытовка. В бытовке были койки, пусть грязные, и пузатая печка. Бытовка никуда не могла уехать. Шины спущены; а теперь резину еще и порвало на куски.

Навес был похож на стальной ангар, открытый с одного конца в сторону вокзала. Рельсы заканчивались у довольно глубоких траншей — в рост высокого мужчины. Там ремонтники когда-то трудились над колесными парами. Но теперь траншеи поросли высокой, до пояса, травой — верный признак того, что здесь давно никого не было.

— Зловещее место.

— Тито даст нам знать, если кто-нибудь появится на горизонте.

— А что будет, если придет Егор? — спросила Лиза.

Милка щелкнула ножом.

— Если он снова приблизится к тебе, я отрежу ему яйца.

У Изи не было никаких иллюзий. Она предпочла бы держаться на шаг впереди Егора. Егор был взрослым по сравнению с любым мальчишкой в ее команде.

— Почему они решили загнать бытовку под навес для поездов?

— Не знаю, но они это сделали, и мы будем ею пользоваться. Мы можем позаботиться о себе. И у нас есть Тито. А теперь у нас есть ребенок — мы как семья.

21

Виктор толковал татуировки, сидя в кафе на Ярославском вокзале. Он дотронулся до экрана на телефоне Аркадия, увеличил изображение и начал.

— Подумай о татуировках преступника как о выставке художников школы Рубенса — эти «картины» обычно пишут разные руки и в разное время. Словно художники раскрашивают разные части тела — проступают лица, одни становятся ярче, другие, напротив, как будто уходят в тень. Некоторые места остаются незаполненными в ожидании значимых событий… Начнем с Мадонны с младенцем — эта семейная сцена говорит нам о том, что Тупой вырос не в простой семье, а в доме вора в законе. Татуировка сделана примитивно, лица переделывались позже. А вот тату с котом символизирует его раннюю карьеру мазурика — вора. Представь себе гибкого кота, он как карлик способен ловко проникнуть в любое место.

Наш герой становится старше и превращается в настоящего убийцу. Три дырки — три жертвы, будто бы он их просто трахнул. Четыре раза он сидел в тюрьме. Зубцы на колючей проволоке говорят о том, сколько лет. Паутина на плече означает, что он, скорее всего, сидел на героине, потому что в том, как нарисована паутина, есть нечто сюрреалистичное, напоминающее Дали.

Аркадий слушал и смотрел на Виктора, думая, что в нем как будто появились новые силы. Для человека, который должен был бороться с алкогольной зависимостью, он выглядел на удивление здоровым.

— Шкуре иного преступника можно доверять больше, чем визитной карточке. А эта визитка говорит о том, что у него есть приятели в Москве, Лондоне и Гонконге, притом, что сам он никогда не был дальше Минска. И, кстати, если преступник носит татуировку о преступлении, которое он не совершил, его «коллеги» по зоне рано или поздно поперек лица напишут — «Врун».

— Приятно знать, что хоть где-то в мире есть порядок.

— В старые времена — был. Но сегодня у каждой домохозяйки на заднице — тату. Да и зеки уже не станут довольствоваться самопальными чернилами, когда их подруги на воле фланируют с наполовину спущенными трусами, а на заднице у них сверкают узоры, — он прервался и спросил: — Ты чем-то взволнован?

— Они должны были прислать мне письмо об отстранении от следствия и об увольнении со службы. Зурин прислал только одно.

— Ты уверен?.. Все-таки я не могу поверить, что сижу здесь рядом с человеком, который убил Тупого, карлика. Помнишь, после этого должно начать действовать проклятие, как в сказке про «Белоснежку»?

— Скорее всего, — согласился Аркадий.

— Не переживай. Тебя уже столько раз дрючили, так что очередное проклятие точно пролетит мимо.

Виктор ушел до того, как принесли счет. Аркадий поинтересовался у официанта, не видел ли он мальчика, который на вокзале играет в шахматы.

Официант наклонил голову и задумался.

— Худенький такой мальчик?

— Да. Женей зовут.

— Не знаю никакого Женю. Этого зовут Гениус, он здесь привокзальный гений…

— Может быть.

— Он все время ошивается на вокзале — шляется туда-сюда.

— Сегодня был здесь?

— Нет. Может, у него сегодня свободный день. Вчера вечером у него были какие-то разборки с подругой. Прямо здесь.

— Подруга? — Аркадий не был уверен, что правильно расслышал.

— Королева красоты.

— У него есть красивая подруга?

— С бритой головой.

— С бритой головой, — ни больше, ни меньше? — Женя, которого знал Аркадий, никогда не связывался с модной тусовкой. Он вообще всегда был один. — Похоже, мы говорим о разных людях.

— …Она выглядела необычно, но, ясное дело, сука, — пожал плечами официант.

22

Четверо мужчин собрались за круглым столом: старший следователь Ренко, районный прокурор Зурин, помощник заместителя генпрокурора генерал Гендлер и священник, которого все называли отец Иосиф — он всегда сидел неподвижно, как чучело совы. Он давно перешагнул возраст принудительного выхода на пенсию — шестьдесят лет, и, по-видимому, продолжал работать по годовым контрактам. Никто не знал точно статус отца Иосифа. Никто когда-либо не слышал, чтобы он хоть что-то говорил.

Зурин никогда не выглядел лучше, чем сейчас: сосредоточенный и готовый к борьбе. При Ельцине он округлился и стал апоплексичным, при Путине — сел на диету, занялся физкультурой и похудел. Перед ним стоял штабель папок с делами — важные были отмечены красной полосой.

Гендлер положил на середину стола служебное удостоверение Аркадия и пистолет, девятимиллиметровый «Макаров», и заметил, что все выглядит как идеальная русская рулетка.

— Кроме того, что там вертится барабан, — заметил Аркадий. — Есть возможность его самому крутануть, тогда выпадает случай, есть шанс.

— И кому здесь нужен шанс?..

Гендлер установил на столе диктофон. Он нажал на кнопку «запись» и назвал место, дату, время и участников слушания дела об увольнении со службы.

Аркадию потребовалось мгновение, чтобы понять, что происходит на самом деле.