Кервилл свернул на покрытую гудроном полоску, которая вела к каналу.
— Дело касается не только вас с Осборном, — сказал Аркадий.
— Имеешь в виду бюро? Они смогут уберечь Осборна где угодно, только не в Нью-Йорке.
— Нет, я имею в виду не бюро.
— КГБ? Им тоже нужна его голова.
— Стоп! — скомандовал Крыса.
Они вышли из машины. С одной стороны болота простирались до далекого шоссе, на котором слабо мелькали огни машин; с другой они опускались к лодочным стоянкам. Они пошли за Крысой по упруго прогибавшейся под ногами тропинке.
— Вам я покажу, — оглянулся Крыса. — Я не вор.
На берегу у лодочных стоянок на деревянных подставках стояло небольшое суденышко для ближних поездок. Под фонарем залаяли собаки, к ним присоединились другие, охранявшие соседний причал, где высились штабеля пропитанной дегтем древесины. По каналу двигалась баржа. С нее по ночам подбирали с воды мусор. По другую сторону канала, на Статен-айленд, светилось несколько фонарей, в одном окне горел свет, между деревьями голубела цистерна, а вдоль берега громоздились силуэты домов, лодок, грузовиков и кранов.
Аркадий с Кервиллом наконец оказались на относительно твердом месте — встали на уложенные в грязи доски. На листьях осоки и тростника мерцали снежинки. Крыса энергично направился к сооруженной из толя лачуге с торчащей сверху трубой. По пути Аркадий наступил на торчавшие из грязи мелкие косточки. Крыса открыл дверь, зажег керосиновую лампу и пригласил внутрь.
Аркадий колебался. Впервые за время пребывания в Америке его не окружал яркий свет. Только слабые огни на шоссе, отдаленное зарево за Статен-айленд, а над головой темный купол и мерцание снежинок. Ощущение полной пустоты.
— Зачем мы сюда приехали? — спросил он Кервилла. — Что тебе от меня надо?
— Хочу тебя спасти, — ответил Кервилл. — Послушай, «Барселона» кишит проститутками, бюро не уследить за всеми, кто входит и выходит. Завтра к вечеру Билли и Родни поселятся в номере над вами. Когда стемнеет, они выбросят над твоим окном лестницу. Ты и девчонка оденетесь во что-нибудь неброское и, когда будете готовы, стукнете в потолок. На служебном лифте они спустят вас в Подвал. Простая операция — наверх и наружу. «Красная бригада» не раз проворачивала такие штуки.
— Красная что?
— «Красная бригада». Они же тебе о нас рассказывали.
— Откуда ты знаешь, что они мне рассказывали о «Красной бригаде»? — Не дождавшись ответа, Аркадий сказал: — Вы поставили в номере микрофон. Так вот чем занимаются твои детективы Родни и Билли в здании напротив — у них на окне приемник.
— Да, в вашем номере всякий, кому не лень, установил передатчик.
— Но они-то не считают меня за своего друга. Если ты друг, разве будешь смаковать каждое слово? Разве можно подслушивать, не причиняя вреда? Извини меня, может быть, я действительно дурак, но скажи, что вы делали в квартире; в которую меня приводил Осборн? Почему было отключено электричество? Поправь меня, если я ошибаюсь, но вы вдоль проводки понатыкали микрофонов во все комнаты. Так? Да, лейтенант, у вас было много дел. Спальню, конечно, не пропустили?
— Они готовят тебе ловушку, Аркадий. Бюро вместе с КГБ. Я проверял — не имеется никаких следов твоего пребывания в вашей стране. Ни в стране, ни в «Барселоне», нигде. Все, что я делаю, — только ради тебя.
— Лжешь! Ты сломал ногу родному брату тоже ради него самого. Тебе все известно об отношениях между Осборном, Ириной и мной.
— Но я могу тебя выручить. Я могу увезти вас обоих, Уэсли до утра ничего не узнает. Недалеко от отеля вас будет ждать машина с деньгами, новыми документами и картами. Через девять часов вы будете в штате Мэн. Наша хижина еще цела. Я пополнил ее припасами, а «паккард» заменил «джипом». Там есть лыжи и ружья. Если станет туго, можно податься в Канаду — там недалеко.
— Чушь. Спасти нас ты не можешь.
— Нет, могу. Потом, если получится, оправдается мечта Джимми. Он вывезет двух русских. Иначе вся его жизнь и смерть были напрасными. А так выйдет, что Джимми все-таки прожил не зря.
— Бессмысленно. Да и его уж нет.
— О чем мы спорим? Тогда дай мне возможность сделать это ради тебя. Мы же друзья.
— Нет, не друзья. Свези меня в отель.
— Подожди, — придержал Аркадия за руку Кервилл.
— Я ухожу, — Аркадий освободил руку и направился к машине.
— Ты сделаешь, как я говорю, — снова схватил его Кервилл.
Аркадий его ударил. Кровоточащий уголок рта приподнялся то ли от удивления, то ли от удара. Кервилл все еще держал другую руку Аркадия.
— Пусти, говорю, — предупредил Аркадий.
— Нет, тебе придется…
Аркадий снова ударил его, и кровь размазалась по губе Кервилла. Аркадий ожидал испытать на себе легендарную ярость и профессиональное искусство лейтенанта — удары могучих рук, ломающие ребра и останавливающие сердце, удары ногой, дробящие колени. Но со времени событий в Парке Горького он кое-чему научился и надеялся, что даже и на этот раз, возможно, поучится еще чему-нибудь. В груди нарастало желание драться насмерть, и для этого Кервилл — «Убийца-отличник», как прозвал его родной брат — подходил, как никто другой.
— Бей же, — потребовал Аркадий. — Помнишь, мы уже так начинали.
— Не буду, — ответил Кервилл, но рук Аркадия не выпускал.
— Дерись же, — он сбил Кервилла на колени.
— Прошу тебя, не нужно, — попросил Кервилл.
В этом было что-то чудовищно нелепое — Кервилл, валяющийся в грязи и умоляющий не начинать драку.
— Пусти, — заорал Аркадий. Кервилл отпустил руки. — Отпусти меня отсюда. Никакого спасения в хижине из твоей сказочки не получится. Ты же знаешь, прячься мы хоть десять лет, КГБ, если не получит соболей, все равно нас отыщет и убьет. Без соболей нас ни за что не отпустят. Они передадут нас Осборну в обмен на соболей. Так что не рассказывай мне сказок — никого ты не спасешь.
— Погляди-ка, — сказал Кервилл.
Аркадий взглянул на хибарку. Крыса по-прежнему стоял в дверях, слишком перепуганный, чтобы убежать.
— Загляни внутрь, — сказал Кервилл.
Аркадий чувствовал, как по груди заструился пот. Лицо замерзало. С каждым шагом земля чавкала под ногами.
Крыса поднял лампу. Аркадий, нагнувшись, вошел внутрь, отодвинув рукой свисающую сверху ленту липкой бумаги от мух. Стены и потолок хижины были из досок и листов пластика, утепленных газетами и тряпьем. Вместо пола беспорядочно постеленные доски. У одной стены лежали коврик и одеяла. Посреди хижины пузатая плита. На ней сковорода с холодной фасолью. В хижине — ни окошка. Оттого запах тухлого мяса был просто невыносим.
— Я не ворую, — Крыса отступил назад, он боялся Аркадия. — По-английски понимаешь? Я охочусь, ставлю капканы. Вот кто я такой. Этим и занимаюсь.