Вьюга нарушила уличное движение: словно в клубах пара, включив верхние фары, рядами двигались оборудованные снегоочистителями мусороуборочные машины, полицейские размахивали оранжевыми жезлами, уличные фонари едва пробивали снежную мглу. Скрипели колесами еле движущиеся машины. Сгорбившись, двигались пешеходы. Стекла машины запотели. Из-за теплой одежды было тесно. Аркадию, чтобы выйти, пришлось бы перелезать через Уэсли. Джордж с револьвером сидел с другого бока Ирины.
— Хотите сигарету? — открыл пачку Уэсли и предложил Аркадию. У него, будто у девушки, от волнения покраснело лицо.
— А я думал, вы не курите, — заметил Аркадий.
— Никогда не курил. Это вам, — ответил Уэсли.
— Нет, спасибо.
— Они же пропадут, если не возьмете, — расстроился Уэсли.
Джордж сердито забрал сигареты.
Они ехали по западной стороне под эстакадой, которая частично закрывала их от снега. Внезапно возникли силуэты кораблей, стоящих у причалов.
— Куда же все-таки вы ездили с Кервиллом прошлой ночью? — спросил Уэсли.
— Не из-за этого ли вы переносите это дело на сегодня? — спросил в ответ Аркадий.
— Кервилл — опасный человек. Удивляюсь, как это вы еще остались живы, — заметил Уэсли и повторил, обращаясь к Ирине: — Удивляюсь, как он еще остался жив.
Ирина сжала руку Аркадию. Время от времени в разрывы в эстакаде врывались снежные заряды. Ирина, будто в санях, прижималась к нему.
Жесткая рубашка под курткой терла, будто тапочки на покойнике. Сигареты-то палачи предусмотрели, подумалось ему, а вот о перчатках забыли.
Стоит ли сказать Ирине? — думал он. Но вспомнил, как она рассказывала о Костином отце, о негодяе, который выслеживал в Сибири беглецов, о том, как он выдавал себя за простого охотника, входил к беглецу в доверие, вместе ужинал и выпивал, а когда тот засыпал в сладких мечтах, гуманно перерезал ему горло. Ирина, вспомнил Аркадий, одобряла. Лучше умереть с иллюзией свободы, считала она, чем без всякой надежды. Что может быть более жестоким, чем отобрать даже ее?
А что, если он ошибается? Что, если Осборн действительно собирается поменять своих соболей на них с Ириной? Аркадий обманывался лишь секунду.
Стрелять будет Осборн, решил он. Агенты не станут марать рук, захотят остаться чистенькими и невинными. Кем представят Аркадия с Ириной? Правонарушителями? Вражескими агентами? Вымогателями? Какая разница! Осборн специалист по этой части. В сравнении с ним Уэсли мелкая сошка.
Эстакада осталась позади, открыв небо, извергавшее лавины снега. Ирина в возбуждении крепко сжала руку Аркадия. Она была так прекрасна, что он испытывал неуместную здесь гордость.
А вдруг что-нибудь, да случится; может быть, они будут вот так бесконечно ехать. Потом он вспомнил, что в номере есть передатчик Кервилла. А вдруг Билли и Родни все слышали и теперь следуют за ними? Он вспомнил, что Кервилл с Крысой собирались пересечь канал в маленькой лодке. В такую погоду у них не получится. Если Кервилл отказался от этой затеи, то, может быть, он сейчас вместе с Билли и Родни.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Ирина.
— Я обнаружил у себя неизлечимую болезнь, — сказал Аркадий.
— Это даже интересно, — вмешался Уэсли. — Что же это за болезнь?
— Надежда.
— Я так и думал, — заметил Уэсли.
Машина встала. Рэй купил билет в будке перед зеленым зданием, на котором написано «ДЕПАРТАМЕНТ МОРЕХОДСТВА И АВИАЦИИ». Сквозь нижнюю часть здания Аркадий увидел черную воду гавани. Значит, они приехали к краю Манхэттена. По одну сторону в снежной пелене проступали изящные чугунные колонны старого паромного причала. Сзади них остановилась машина. Сидевшая за рулем женщина в одной руке держала закрывавшую ее лицо газету, в другой — чашку кофе и сигарету.
— Что будете делать, если паромы не пойдут? — спросил Аркадий.
— Когда ураган, бывает трудно закрепить въездные настилы. А снег парому не помеха, — объяснил Уэсли. — Отправляемся точно по расписанию.
Паром причалил раньше и быстрее, чем ожидал Аркадий. Раскрылись ворота и, наклоняясь против ветра, лавируя в снегу между съезжающими с парома машинами, на причале появились пассажиры всех мастей с зонтами и портфелями в руках. Затем стали въезжать ожидавшие машины. Машина Уэсли оказалась в середине первого из трех рядов и направилась прямо к противоположному концу парома. Пешие пассажиры разместились на верхних палубах. Паром все еще прижимался к причалу, деревянные настилы подрагивали от работающих моторов. Паром быстро заполнялся. Большинство водителей поднялись в пассажирские салоны. После второго звонка матрос в бушлате вытащил и сбросил на палубу стержень, крепивший рулевое перо. Машины, удерживающие паром у причала, заглохли; заработали моторы с противоположной стороны. Паром, отделился от причала и пошел по чистой воде.
По расчетам Аркадия видимость не превышала километра. Паром входил в безмолвную снежную пелену, которая, казалось, глушила шум его собственных машин. Отовсюду валил снег. Он словно сливался с водой. На пароме наверняка был радар, так что столкновение с другим судном не грозило. Возникла высокая волна, возможно, от идущего поблизости судна: паром, рассекая ее, лишь чуть заметно вздрогнул. Где же Кервилл? Аркадий вспомнил, как гнался за ним по замерзшей Москве-реке.
Рэй опустил стекло и глубоко вздохнул.
— Устрицы, — сказал он.
— Что? — переспросил Джордж.
— Пахнет устрицами, — пояснил Рэй.
— Ты что, хочешь есть или хочешь?.. — сострил Джордж, мельком взглянув на Ирину. — Я вот знаю, что хочу.
Паром изнутри выкрашен в ярко-оранжевый цвет. Между рядами машин черный якорь, швартов, куски соли и трубы, над головами ящики со спасательными поясами, а на верхних палубах спасательные шлюпки. Большие красные буквы гласили: «К СВЕДЕНИЮ ВОДИТЕЛЕЙ ТРАНСПОРТНЫХ СРЕДСТВ: ОСТАНОВИТЕ МОТОР, ПОСТАВЬТЕ ТОРМОЗА, ВЫКЛЮЧИТЕ СВЕТ, НЕ ПОДАВАЙТЕ ЗВУКОВЫХ СИГНАЛОВ, НЕ КУРИТЕ — ИЗ ПРАВИЛ БЕРЕГОВОЙ ОХРАНЫ США». Кроме слабо натянутого каната, машину от воды ничто не отгораживало. Створки ворот открыл бы и ребенок.
— Вы не против, если мы выйдем? — спросил Аркадий Уэсли.
— Зачем? Холодно.
— Полюбоваться видом.
Уэсли безмятежно склонил голову набок.
— Вид, бесспорно, прекрасный. Мне особенно нравится смотреть на окрестности в такие дни, как сегодня, когда вряд ли что увидишь. В этом случае такое занятие приобретает определенный смысл, — сказал он. — Знаете ли, я фаталист. Некоторым, наоборот, противопоказаны солнечные дни. К тому же я пессимист. Известно ли вам, что палуба этого парома — одно из излюбленных самоубийцами мест в Нью-Йорке. Правда. А вдруг вы случайно поскользнетесь и свалитесь в воду? Ворота-то хилые. Смотрите, как сыро на палубе. Попадете еще под винт или замерзнете в воде. Так что, пока я отвечаю, давайте лучше побережемся.