Под вечер Аркадий был на кремации Паши Павловича. Его тело наконец передали для похорон, так что теперь его можно было положить в сосновый гроб и откатить в печь.
* * *
Хулиганы сбили с лозунга все слова, за исключением одного: «НАДЕЖДА».
Трубы завода имени Лихачева исчезли в ночи. Магазины были закрыты; тот, что торговал спиртным, был надежно защищен железными дверями. Пьяницы орали вслед милиционеру: «Эй ты, мусор!» Милиционер сошел с тротуара на мостовую, поглядывая, нет ли патрульной машины.
Аркадий вошел в кафетерий, где он раньше встречался с Лебедем. За круглыми столами сгрудились постоянные посетители. Бутылки в честных трудовых руках, на спинках стульев пропотевшие куртки, на тарелках сырые луковицы и ножи. В качестве развлечения был телевизор — показывали футбольный матч «Динамо» с Одессой. Аркадий прошел прямо в уборную, где Кервилл отливал в устроенную для этого дыру. На нем были кожаный пиджак и простая кепка. Несмотря на скудное освещение, Аркадий разглядел, что обычно суровое лицо Кервилла несколько обмякло.
— Веселитесь? — спросил Аркадий.
— Конечно. По колено в чужой моче, — он застегнул ширинку. — Как в настоящей преисподней, черт побери. А вы опоздали.
— Виноват, — Аркадий занял место у дыры, встав в полуметре от нее, подальше от лужи. Интересно, сколько выпил Кервилл.
— Проверили «манлихер»?
— Проверяем. Окончательного заключения пока нет.
— Чем же, черт побери, вы занимались весь день? Думали о коммунизме?
— До него еще далеко, — он бросил взгляд на ботинки Кервилла.
Они прошли к занятому Кервиллом столику в углу зала. Посреди стола стояла наполовину пустая бутылка водки.
— Ренко, пить будете?
Аркадий думал уйти. Кервилл и трезвый был непредсказуем, а Аркадий много слыхал, что американцы быстро напиваются. Однако должен был подойти Лебедь, и он не хотел его упустить.
— Ну, что скажете, Ренко? А потом устроим соревнование — кто кого перессыт — на дальность, на время, на точность и на оригинальность исполнения. Даю вам фору. Один шаг. Разве мало? Руками не держать.
— Вы и вправду полицейский?
— Причем не из худших. Давайте, Ренко, я плачу.
— У вас довольно задиристый нрав, верно?
— Когда меня заведут — да. А вам, что, хочется, чтобы я еще раз вас отделал? — Кервилл откинулся на спинку стула, скрестил руки и одобрительно огляделся вокруг. — Хорошее местечко. — Его взгляд снова остановился на Аркадии. Тоном обиженного ребенка он произнес: — Я сказал, что это хорошее местечко.
Аркадий направился к стойке и вернулся с бутылкой и еще одним стаканом. Он положил на стол между бутылками две спички, у одной отломил половину, накрыл обе спички рукой, так что торчали одни головки, и сказал:
— Кому достанется короткая — наливает из своей бутылки.
Кервилл, насупившись, вытянул спичку. Короткую.
— Дерьмо.
— Произношение хорошее, но сказано не к месту. — Аркадий смотрел, как разливает Кервилл. — Вам надо покороче подстричь волосы на висках. И не кладите ноги на стул. Только американцы задирают ноги кверху.
— О, вижу, что мы сработаемся, — Кервилл, как и Аркадий, запрокинул голову, залпом осушил стакан. Снова тянули спички, и снова проиграл Кервилл. — К черту этикет люмпенов. А вы ничего, Ренко. Но почему вы не расскажете, чем занимались сегодня кроме того, что перегоняли кровь из головы в задницу?
Аркадий не собирался рассказывать ему об Осборне и не хотел, чтобы Кервилл следил за Ириной Асановой, поэтому стал рассказывать о реконструкции головы убитой девушки.
— Черт возьми, — воскликнул Кервилл, когда Аркадий кончил. — Ну и башка! Значит, лицо по черепу? Вот это да! Что ж, занятно — все равно что наблюдать полицейское расследование в Древнем Риме. А дальше что? Гадать по птичьим потрохам или у вас принято по костям? Восстанавливать иконы — этим как раз собирался заняться Джимми. Кстати, в ваших записях упоминается о церковном ларце.
— Только его собирались украсть или купить, а не реставрировать.
Кервилл почесал подбородок и грудь, потом залез рукой в карман куртки и помахал перед носом Аркадия открыткой. На обратной стороне было краткое описание «церковного ларца из Архангельского собора в Кремле». На другой стороне — цветная фотография позолоченного ларца с ритуальными чашами из хрусталя и золота. На стенках ларца были росписи с изображениями битвы между ангелами и дьяволами.
— Сколько, по-вашему, лет ларцу?
— Лет четыреста — пятьсот, — прикинул Аркадий.
— Его сработали в тысяча девятьсот двадцатом. Это год, когда обновлялся собор и все, что в нем было. Кто сказал, что у Ленина отсутствовал вкус? В данном случае я имею в виду каркас ларца. Доски старые, подлинные. За полный комплект в Нью-Йорке дали бы сто тысяч долларов, а то и больше. И дают. Доски постоянно уплывают отсюда, но не всегда в виде икон. А может оказаться так, что перекупщик вывезет простенький сундук, сколоченный из икон, которым можно придать вид никуда не годных. Меня до того одолела эта гениальная мысль, что я, черт возьми, целый день бродил по посольствам, все хотел разузнать, не вывозил ли кто за последние полгода иконы или ларец. Никаких результатов. Вернулся в американское посольство, зашел к атташе по политическим вопросам, он же здешний шеф ЦРУ, который даже в зеркало не разглядит собственную задницу, и он, видите ли, по секрету сказал мне, что вывезти контрабандой приличную икону — значит помочь в борьбе с инфляцией. Попробуй-ка подними их дипломатическую вализу — заработаешь грыжу. Только частных перекупщиков они не подпускают. А потом до меня дошло, что, конечно, без золота ничего не восстановишь, а его у вас в стране нельзя купить или украсть, и что вся моя блестящая идея кошке под хвост. В результате, испытывая жажду, я добрел до уборной, которую вы так хитроумно выбрали для встречи.
— Костя Бородин мог достать золото, — сказал Аркадий.
— Купить?
— Нет, украсть в Сибири. Но не слишком ли бросится в глаза, если в новый ларец вделать старые иконы?
— Они его старят. Стирают позолоту, чтобы просвечивала красная грунтовка. Втирают умбру. Пошлите ваших людей по всем магазинам, где торгуют принадлежностями для художников, и проверьте каждого, кто покупает армянский бол, гипс, гранулированный желатин, белила, столярный клей, марлю, самую тонкую наждачную бумагу, замшу…
— Сдается, у вас есть опыт, — заметил Аркадий, записывая.
— В Нью-Йорке это знает любой полицейский. Кроме того, вату, спирт, штампы и плоские гладилки, — Кервилл, пока Аркадий записывал, налил себе еще. — Странно, что вы не нашли на одежде Джимми соболью шерсть.
— Соболью? А это зачем?
— Позолоту накладывают только кисточкой из шерсти рыжего соболя. А это еще кто, черт возьми?