Чтобы определить местонахождение того самого самосела, Аркадий за три недели составил реестр нелегалов зоны: стариков, самоселов, сборщиков утиля, браконьеров и воров. Старики прятались, но не покидали насиженных мест. Сборщики утиля разъезжали на легковых машинах и грузовиках. Браконьеры, как правило, добывали оленину или мясо дикого кабана для ресторанов Киева и Минска. Похитители икон были просто неуловимы.
– Почему Тимофеев оказался здесь? – спросил Аркадий. – Что связывало его с Чернобылем? Как связаны между собой Тимофеев, Иванов и Чернобыль? Сколько убийств тут происходит?
– Ни одного. Только ваш Тимофеев, только русский. Если бы не он, у меня был бы идеальный послужной список. Я мог бы уехать отсюда с чистой анкетой. Почему вы думаете, что Тимофеева убил кто-то из здешних? Откуда нам знать, бывал ли он тут и раньше?
– Нужно расспрашивать. Находить местных жителей и расспрашивать, хотя, признаюсь вам, это нелегко, особенно в частном порядке.
– Такова зона.
Иногда Аркадий думал о зоне как о зеркале в комнате смеха. Все в зоне было искажено до предела.
– У меня масса вопросов по поводу трупа. Милиционер Катамай представил первый рапорт с места происшествия. Я не смог побеседовать с ним, потому что он пропал. Может, у вас есть предположение, где сейчас Катамай?
– Спросите у братьев Воропаев. Они с ним дружили.
Воропаи не горели желанием общаться. Братья знали, что у Аркадия нет никаких полномочий. Тупые, но хитрые, они обменивались понимающими ухмылками, глядели исподлобья и молчали.
– Мне бы хотелось найти Катамая и узнать, кто проводил его к трупу.
– Какое это имеет значение? Тело трепали.
– Что-что?
– Трепали волки.
– Как это?
– Выели глаз.
– Выели глаз? Никто об этом раньше и словом не обмолвился.
– Левый.
– И это сделали волки?
– А почему бы и нет? И немного порвали лицо. Вот почему мы не заметили ножевую рану на горле.
– Тимофеев уже умер, когда появились волки. Он не истекал бы так кровью.
– Крови было не так и много. Вот причина, из-за которой мы решили, что это сердечный приступ. За исключением глаза и носа, лицо оказалось неповрежденным.
– Что было в носу?
– Сгустки крови.
– А одежда?
– Довольно чистая, если учесть, что шел дождь и волки затоптали следы на месте преступления.
Горе-милиционеры в этом смысле волков переплюнули, подумал Аркадий, но прикусил язык.
– Кто осматривал тело во второй раз? Кто заметил разрез на горле? Нет ни фамилий этих людей, ни докладной записки, а лишь одна строчка с описанием раны на шее.
– Мне тоже хотелось знать это. Если бы некоторые не слонялись там, где не надо, считалось бы, что русский умер от сердечного приступа, и вас бы здесь не было, а моя репутация осталась бы чистой.
– Знаете, как говорят о работе милиции? Если у ее сотрудников не варит котелок, значит, и сердце не бьется. – Аркадий пошутил, однако Марченко шутки не понял. Нехорошо получилось, подумал Аркадий. – Во всяком случае, второй человек, осмотревший тело, знал, что делает. Вот мне и хотелось бы узнать кто.
– Вы всегда все хотите знать. Москвич с кучей вопросов.
– Мне также хотелось бы еще раз взглянуть на машину Тимофеева.
– Знаете, что я вам скажу? У меня нет ни времени, ни людей для расследования убийства. Особенно убийства русского. А какова позиция властей? «В зоне нет ничего, кроме истощившегося урана, мертвых реакторов и насосов. Пошли они подальше! Пусть живут как хотят». Сами видели, как все другие следователи не хотели здесь слишком задерживаться. Тем не менее мы все еще выполняем свои обязанности, вот сейчас с вами. – Марченко посмотрел вперед. – А, вот мы и приехали.
Впереди, там, где мертвые ели уступали место картофельным полям, блокировали дорогу белая милицейская «Лада» и два милиционера. Поля развезло от дождя на прошлой неделе – через них не проехать. Мотоциклист сбавил ход, чтобы оценить заслон, увеличил скорость, наклонился влево и аккуратно провел машину по правой обочине, не придерешься.
Марченко поднял рацию.
– Освободите дорогу.
Милиционеры грустно оттащили «Ладу» на обочину, и Марченко проскочил мимо. Аркадий был рад, что не бросил курить. Если он собирался закончить свои дни в зоне, то к чему отказывать себе в маленьком удовольствии?
– Как с расследованием? – спросил Марченко.
– Не очень. – Аркадий взялся рукой за ремень безопасности.
– Москва есть Москва. А Украина вам нравится?
– Кроме зоны, я не так уж много и видел. Киев – прекрасный город. – Аркадий старался быть дипломатичным.
– А украинки?
– Очень красивые.
– Говорят, самые красивые в мире. Большие глаза, большие… – Марченко жестом показал женские груди. – Раз в год приезжают евреи. Уговаривают украинских девушек ехать в Америку для работы домохозяйками, а потом используют как рабынь и шлюх. Итальянцы такие же гады.
– В самом деле? – Капитан разошелся не на шутку, и Аркадию стало не по себе.
– Ежедневно в Милан отправляется самолет с украинскими девушками, которые кончают там проститутками.
– Но не в Россию же, – сказал Аркадий.
– Конечно, нет. Кто бы поехал в Россию? – Капитан повозился и вытащил из кармана большой нож в кожаном футляре. – Валяйте, выньте его.
Аркадий щелкнул кнопкой, и выскочило тяжелое лезвие с желобком для крови и обоюдоострым концом.
– Как меч.
– Для дикого кабана. Вы не можете в Москве так, верно? – спросил Марченко.
– Охотиться с ножом?
– Нужно быть смелым.
– Уверен, что я не смогу поймать вепря и заколоть его.
– Главное помнить, что это, в сущности, свинья.
– А потом вы их едите?
– Нет, они радиоактивны. Это спорт. Как-нибудь попробуем с вами поохотиться.
Мотоцикл свернул на проселочную дорогу, но Марченко и глазом не моргнул. Дорога нырнула вниз и пошла вдоль поросшего рогозом черного болота, а затем поднялась к саду, полному гниющих яблок. Словно из-под земли вдруг выросли две лачуги, и мотоцикл устремился в просвет между ними, преследуемый Марченко. Внезапно они оказались посреди деревни, которая представляла собой разрушающиеся избы, так ободранные сверху донизу на дрова, что все крыши и окна были перекошены. Во дворах лежали корыта, а стулья стояли на улице, словно принимая последний парад покидающих город. Аркадий услышал писк своего дозиметра. Мотоцикл проскочил сарай насквозь. Марченко следовал за ним всего в десяти метрах – достаточно близко, чтобы Аркадий разглядел в коляске икону и нечто, завернутое в тряпку. Дорога снова пошла вниз, к чахлым ивам, ручью и пшеничному полю, где под порывами ветра осыпалось зерно. Дорога сужалась – деваться мотоциклу было некуда. Совсем как в кино, подумал Аркадий, когда Марченко остановился, а мотоцикл скользнул между деревьев и исчез из виду за пологом листвы.