– Здесь евреи, – сказал Ванко.
– Где? – спросил Аркадий.
– В Чернобыле. Везде, расхаживают по улицам.
– Спасибо, Ванко, за предупреждение, – сказал Алекс и обратился к Аркадию: – Евреи-хасиды. Здесь похоронен знаменитый еврейский рабби. Они посещают его могилу и молятся. А теперь черед Марии.
Поскромничав и поломавшись, Мария уселась поудобнее, закрыла глаза и завела песню, преобразившись из старухи в девушку, ждущую возлюбленного на полночное свидание. Пела Мария так пронзительно, что оконные стекла, казалось, звенели, как хрусталь. Закончив, Мария открыла глаза, широко улыбнулась, обнажив зубы в стальных коронках, и поболтала от удовольствия ногами. Роман попробовал следом сыграть на скрипке, но лопнула струна, и он оказался не у дел.
– Аркадий? – руководил «концертом» Алекс.
– Прошу прощения, но я неважный певец.
– Тогда твой черед, – кивнул Алекс Еве.
– Хорошо. – Она пригладила волосы, словно причесываясь, устремила взгляд на Алекса и начала:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам…
Слова были грубоватыми и резкими. Звучали ахматовские строки, знакомые Аркадию, а также любому старше тридцати, кто родился задолго до нынешних призывов типа «Сникерсни!».
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
Ева перевела взгляд с Алекса на Аркадия и замолчала. Алекс принял от нее эстафету и прочел последние строчки:
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
Алекс притянул к себе лицо Евы и впился в него долгим поцелуем. Оттолкнув Алекса, женщина дала ему такую оплеуху, что Аркадий от неожиданности подскочил. Ева выбежала за дверь.
Да, похоже на русскую гулянку, подумал Аркадий. Люди напиваются, клянутся в любви, выплескивают наружу свою накопившуюся неприязнь, бьются в истерике, уходят, хлопнув дверью, через некоторое время возвращаются, и так до бесконечности. Далеко не французский салон.
Зазвонил мобильник Аркадия. Ольга Андреевна из детского приюта в Москве была категорична:
– Следователь Ренко, вы должны вернуться.
– Минутку. – Аркадий жестом извинился перед Марией и вышел из избы. Евы нигде не было видно, хотя ее машина стояла на месте.
– Следователь, что вы до сих пор делаете на Украине? – спросила Ольга Андреевна.
– Я командирован сюда. Веду следствие по делу.
– Вы должны быть здесь. Вы нужны Жене.
– Я так не думаю. По-моему, я ему нужен меньше других.
– Он смотрит на улицу, ждет вас, ищет вашу машину.
– Может быть, он ждет автобуса.
– Неделю назад Женя пропал на два дня. Мы нашли его спящим в парке. Поговорите с ним.
Она передала трубку Жене, чтобы Аркадий не успел отключиться. Аркадий предполагал, что Женя у телефона, хотя он слышал только молчание.
– Привет, Женя. Как ты там? Я слышал, что ты плохо себя ведешь – убегаешь из приюта. Пожалуйста, не делай этого. – Аркадий сделал паузу на случай, если Женя захотел бы ответить. – Вот и все, что я хотел тебе сказать, Женя.
Аркадий был не в духе и не настроен на монолог с «гномом-садовником». Он откинул голову, вдыхая холодный воздух, и увидел, как тучи то наплывают на луну, пряча избу в тень, то отходят в сторону, и тогда луна ярко освещает ее. Аркадий услышал возню в стойле, хруст веток и подумал – не волки ли?
– Ты еще у телефона? – спросил Аркадий. Ответа не последовало, как и всегда. – Я встретил Бабу Ягу. Сейчас я возле ее избушки. Не могу сказать, сделан ли у нее забор из костей, но зубы точно железные. – Аркадию показалось, что на том конце его слушают. – Я еще не видал ни собаки, ни кота, но у нее есть невидимая корова, которая прячется от волков. Может быть, волки забрели из другой сказки, но они здесь. И морская змея тоже. В пруду у Бабы Яги есть морская змея, огромная, как кит, с длинными усами. Я видел, как она проглотила человека. – Теперь Аркадий уже точно услышал в трубке шорох. Он попытался вспомнить еще какие-нибудь подробности из сказки. – Избушка очень странная. Она на курьих ножках. Прямо сейчас дом медленно поворачивается. Буду говорить тише, чтобы избушка меня не услышала. Я еще не видел волшебного гребня, который бросишь, и вырастет лес. Зато передо мной сад с ядовитыми яблоками. Все дома вокруг черные, и в них полно привидений. Я обязательно позвоню дня через два. Очень важно, чтобы ты оставался в приюте и учился, а может быть, и подружился с кем-нибудь, вдруг нам потребуется помощь. А теперь мне надо идти, пока не увидели, что я исчез. Дай мне на пару слов директора.
Ольге Андреевна явно просияла.
– Что вы ему такое сказали? У него заметно улучшилось настроение.
– Я сказал ему, что он гражданин гордой новой России и должен вести себя соответственно.
– Хочется верить. Ладно, что бы вы ни сказали, это подействовало. А теперь вы едете в Москву? Ваша работа там, наверное, закончена.
– Еще не совсем. Я позвоню через два дня.
– Украина сосет из нас соки.
– Спокойной ночи, Ольга Андреевна.
Как только Аркадий отключил мобильник, из-за яблони вышла Ева и тихо поаплодировала.
– Ваш сын?
– Нет.
– Племянник?
– Нет, просто мальчик.
Ева повела плечами, как кошка, которая устраивается поудобнее.
– Баба Яга! Сказка что надо. И все-таки в вас что-то есть.
– Я думал, что вы уехали.
– Как видите, нет. Так, значит, у вас сейчас никого нет? Нет женщины?
– Нет. А вы? Вы женаты с Алексом, живете врозь или разведены?
– Разведены. И это заметно?
– По-моему, да.
– Следы старого бедствия, воронка от бомбы – вот что заметно. – Слабый свет из окна падал на Еву, и глаза ее в темноте казались еще темнее. – Я все еще люблю его. Но не так, как вы любили свою жену. Знаете, вы испытали большую и верную любовь. У нас такого не было. Мы оказались более… ранимы, что ли… Задело обоих. Нельзя побывать в зоне и остаться без царапины. Сколько еще вы рассчитываете здесь пробыть?
– Понятия не имею. Думаю, прокурор хотел бы оставить меня здесь навсегда.
– Пока вы не сделаете что-нибудь с собой?
– Думаю, до этого не дойдет.
Именно это и тревожило в Еве Казке – сочетание стервозности, злости и, как она сказала, ранимости. Неужели она была и в Чернобыле, и в Чечне? Может быть, зона бедствия – ее среда обитания. Улыбка Евы означала, что женщина дает Аркадию еще одну попытку сказать что-то интересное и глубокое, но у Аркадия не было ни одной мысли. Все свое воображение он потратил на Бабу Ягу.