Пастухов. — А в чем дело?
Костенко. — Уехала в отпуск и подзадержалась, тетушка ваша волнуется, мы начали поиск.
Пастухов. — Эх, Анна, Анна…
Костенко. — Вы что-нибудь предполагаете?
Пастухов. — Да ничего я не предполагаю, жаль бабу, несчастный человек.
Костенко. — У вас много ее фотографий?
Пастухов. — Есть.
Костенко. — Когда она последний раз присылала вам фото?
Пастухов. — Не помню…
Костенко. — Она была на этом фото в очках и с короткой стрижкой?
Пастухов. — Да.
Костенко. — В черненькой кофточке с красными полосками?
Пастухов. — Нет, в купальнике…
Костенко. — Так она, что ж, с моря вам прислала фото? В ноябре?
Пастухов. — Да.
Костенко. — Она одна на фото или с приятелем?
Пастухов. — С каким?
Костенко. — Она вам ничего не писала? Имени его не называла?
Пастухов. — Нет. Погодите, нет, она что-то писала: мол, Гриша невероятный человек, и, мол, скоро она меня обрадует приятной новостью. Вообще, странное письмо. Кто такой этот Гриша?
Костенко. — И мы этим заняты, товарищ Пастухов. Раньше она вам о нем не писала?
Пастухов. — Писала года четыре назад, мол, познакомилась с прекрасным, надежным, сильным человеком, а потом — как отрезало, ни разу про него не говорила, и вот снова: «Гриша», «радость».
Костенко. — Говорила? Или писала?
Пастухов. — И то и так. Она прилетала ко мне года три назад в Ригу.
Костенко. — Одна?
Пастухов. — Одна.
Костенко. — Жила у вас?
Пастухов. — Нет.
Костенко. — Где вы встретились?
Пастухов. — В кафе.
Костенко. — Она вас просила о чем-то?
Пастухов. — Это может быть связано с ее пропажей?
Костенко. — Да. Вы понимаете, видимо, мой вопрос?
Пастухов. — Да, я понимаю. Но я сказал, чтоб она выбросила это из головы.
Костенко. — Она просила вас взять с собою кое-что в рейс и там обменять — я вас верно понимаю?
Пастухов. — Верно. Но до этого не дошло. Я сразу отказал…
Костенко. — Вы не помните, за соседним столиком, рядом с вами, не сидел мужчина, крепкого кроя, лет пятидесяти?
Пастухов. — Да разве сейчас вспомнишь?
Костенко. — Очень бы надо. В кафе ее вы пригласили или она?
Пастухов. — Конечно, я.
Костенко. — Как вы туда добирались? Пешком или на такси?
Пастухов. — На такси.
Костенко. — Аня вас оставляла, когда вы сели за столик?
Пастухов. — Не помню… Погодите, кажется, она уходила… Ну, в туалет, причесаться, губы подмазать…
Костенко. — А она потом не просила вас поменяться местами: дует, например, или солнце бьет в глаза?
Пастухов. — Погодите, погодите, просила, именно так и сказала: «дует». У нее ведь сосуды больные, все время кутается…
Костенко. — И теплую обувь начинает очень рано носить, еще в сентябре, да?
Пастухов. — Шерстяные чулки — во всяком случае. Это с детства у нее, росла в Белоруссии, голод… (он кашлянул, потом добавил иным голосом) то есть… нехватка некоторых высококалорийных продуктов…»
Карандаш генерала замер. Костенко поднял глаза на шефа — тот молча колыхался в кресле от тихого смеха:
— Какова бдительность, а?! Эк он себя ловко поправил… А чего скрывать: до середины пятидесятых годов Беларусь, да и не только она одна, жила впроголодь. Вы очень ловко вели с ним беседу, великолепно, Владислав Николаевич. Но вы пришли с каким-то предложением?
— Пожалуй, правильнее будет дочитать до конца запись радиобеседы, а потом я изложу соображения…
— Я понял вас, — откликнулся генерал. — Но, увы, если понял вас верно, обрадовать ничем не смогу.
И снова его карандаш начал медленно ползать по строчкам.
«Костенко. — Товарищ Пастухов, вы не смогли бы из Неаполя подлететь с вашим альбомом в Москву? На день-два.
Пастухов. — С радостью. Если на неделю — того лучше, мы будем в Неаполе стоять под загрузкой дней десять. Только как с билетом? Валюты у меня мал… (он резко оборвал себя, поправился) не слишком много…»
Генерал снова заколыхался в кресле:
— Нет, положительно наш Морфлот умеет работать с кадрами. Я, признаться, поначалу решил, что вы попроситесь в Неаполь, и я был бы вынужден вам отказать, потому что, — подражая Пастухову, — валюты у нас, и у нас мал… то есть вовсе нет. Понятно? Я вещи называю своими именами хотя разделяю ваше желание полюбоваться Везувием.
— Я уже любовался им.
— Когда?
— Три года назад, туристская поездка.
— Я думаю, мы сможем послать в Рим обменный ордер Аэрофлота. Так что с полетом сюда Пастухова проблем не будет. Но он действительно вам нужен? По-моему, вы получили все, что могли. Альбом возьмет аэрофлотец — от Рима до Неаполя три часа езды, никаких сложностей.
— Вы думаете, Пастухов как свидетель исчерпан?
— Дайте дочитать.
«Костенко. — Спасибо. Это будет очень важно, если вы прилетите. Можете спросить разрешение у капитана сразу же?
Пастухов. — Капитан рядом, он слышит наш разговор.
Костенко. — Вы часто виделись с Аней?
Пастухов. — Редко.
Костенко. — Сколько раз за последние годы?
Пастухов. — У тети, на ее семидесятилетии, в Коканде потом она ко мне прилетала в Ригу, а до этого в Ленинграде. Когда она защитила диплом, я к ней приехал — хоть один свой человек.
Костенко. — Она вам жаловалась на одиночество?
Пастухов. — Мы не были так близки…
Костенко. — А ее друзей вы знаете?
Пастухов. — У нее, мне кажется, не было друзей.
Костенко. — Как же так?
Пастухов. — Разные люди живут на земле…
Костенко. — Вы не обратили внимания: в кафе, после того как она вышла в туалет, ничего в ней не изменилось?
Пастухов. — То есть?