— Мотивировка?
— М-морального п-плана.
Комиссар чуть усмехнулся; Садчиков сразу почувствовал обычную неловкость и закончил:
— У м-меня все.
— Спасибо. Очень интересно. Что у товарища Романова?
— Видите ли, — запел Романов, поднимаясь, — у нас тоже кое-что есть. Мы установили — наша бригада плотно сидит в Пригорске, — пояснил он мимоходом, — что Пименов работал очень элегантно, вдохновенно, я бы сказал, работал. Он уникум своего рода. Как правило, расхитители вступают в преступный сговор с несколькими соучастниками, ставят на ключевые, руководящие посты своих людей.
— Мы слыхали об этом, — заметил комиссар, и все сотрудники его управления дружно рассмеялись.
— Это я цитировал самого себя, — пропел Романов, сменив горделивые горловые интонации на высокий, чуть не женский фальцет, — прошу прощения. Здесь все так молоды, что мне показалось, будто я нахожусь в институтской аудитории. Так вот. У Пименова на заводе был только один сообщник — Налбандов. Как начальник ОТК, он браковал ту продукцию, которую поставляли смежники, — иглодержатели для проигрывателей, пластмассовые коробочки и металлические зажимы. Опытные образцы — к ним особые претензии. В комиссию, которую создал Пименов, вошел Гусев, это заместитель директора, и уборщица Венгерова. Гусев — из породы тупиц с преданными глазами. Он подписывал все. Он мог бы подписать себе смертный приговор, отдай ему Пименов такого рода приказ. А Венгерова, алкоголичка, исполняла роль общественности. Очень удобная комбинация. Было списано в брак более девяти тысяч деталей для игл, а каждая иголка идет в продажу по три рубля. Это то, что мы пока смогли установить документально. Налбандов и Пименов сами собрали более трех тысяч игл из выбракованных деталей; следственный эксперимент показал, что человек может собирать по пятьдесят иголок в день. По приблизительным подсчетам, было похищено у государства товарной продукции на сумму тридцать шесть тысяч рублей. Следовательно, мы имеем дело с особо крупным хищением. Товарищи звонили мне сегодня утром. Высказывают предположение, что хищение шло не по одной только линии. Тот же Налбандов списал в брак партию опытных насосов, детали к которым делали смежники. Общая сумма брака — примерно на восемь тысяч рублей. Но это предварительные данные. Сейчас мы начинаем бухгалтерскую экспертизу, а это требует времени. В зависимости от вашей санкции мы начнем работать с Попковым — можно предположить, что именно через его магазин шла реализация «левого» товара. Вот вкратце то, что у нас есть на сегодняшний день.
Комиссар помолчал, записал что-то на листке бумаги и заметил:
— Судя по всему, Пименова будет очень трудно взять. Максимум осторожности. Хотя такого рода жулики, как правило, сдаются, когда чувствуют, что партия проиграна, но Пименов может пойти ва-банк. Он понимает, что терять ему нечего.
Морадзе встретил Сухишвили точно так же, как и в первый день, разве что в глазах у него не было той спокойной, тяжелой неприязни, которую он даже не считал нужным скрывать.
— Как добрались? — спросил он. — Говорят, на перевале размыло дорогу.
— Дорогу действительно размыло. Ничего, подтолкнули машину плечом, и вот у вас. Вы телеграмму получили?
— Какую?
— От меня.
— Ах, эту… Да, получил. Спасибо. Тронут. Вы, вероятно, рассчитываете, что в знак благодарности я стану активно помогать вам?
— Я на это не рассчитывал. Просто теперь я могу со спокойным сердцем допросить вас.
— Я к вашим услугам.
— Ну и прекрасно. Тогда начнем?
— Нет. Сейчас у меня рабочий день. Я должен вести людей по маршруту. Я вернусь к пяти, тогда и начнем.
— Увы. Мы начнем сейчас.
— Вы уполномочены сорвать график тренировок?
— Да. Поскольку Кешалава уже изобличен в убийстве одного человека, а подозревается в убийстве еще трех людей и в хищении государственных ценностей, мне придется отвлечь вас от тренировок.
— В прошлый раз вы мне говорили, что его обвиняют в изнасиловании.
— А вы помните, как прошлый раз меня встретили?
— Так же, как сейчас.
— Это меня и удивляет.
— Вам бы хотелось, чтобы я бросился на шею? Вы сделали то, что обязан сделать каждый честный человек на вашем месте. Вы просто добросовестно выполнили свой служебный долг.
— Ну и уговорились. В тот раз я тоже выполнял свой служебный долг, когда говорил вам об изнасиловании. Впрочем, изнасилование и убийство — это близко. Давайте, товарищ Морадзе, начнем работу. Меня интересует, в какое время к вам пришел Кешалава.
— Не помню.
— Я предупредил вас о ложных показаниях.
— Именно поэтому я вам так отвечаю.
— У него был чемодан?
— Не помню.
— Вот санкция на обыск.
— Я обыскал все помещения после вашего отъезда. Никакого чемодана не было.
— Нам придется поискать еще раз.
— Это ваше право.
— В котором часу вы ушли в маршрут на следующий день после того, как здесь появился Кешалава?
— Как обычно, в девять.
— Кто оставался в лагере?
— Никого.
— Больных не было?
Морадзе на мгновение задумался.
— Кажется, был больной. Да, да, больной тогда был. Я могу уточнить по дневнику.
— Когда вы вернулись, Кешалава ждал вас?
— Да. Я отвез его на «газике» вниз после того, как мы вместе поужинали.
— Он был без чемодана?
— Он был без чемодана.
— Вы это помните?
— Это я помню.
— Мог ли он прийти к вам накануне, но оставить чемодан на веранде?
— Мог.
— Вы не видели чужого чемодана на веранде?
— Я не обратил внимания. На веранде всегда много чемоданов и рюкзаков — их оставляют альпинисты.
— А спрятать среди чемоданов и рюкзаков альпинистов маленький чемоданчик можно?
— Я не пробовал.
— Вы такую возможность допускаете?
— Допускаю.
Сухишвили пригласил своих сотрудников и сказал:
— Давайте, товарищи, начинайте обыск. Понятых возьмите. Объясните им, что мы ищем и почему это надо обязательно найти.
Морадзе налил себе молока, выпил, вытер рот платком и посмотрел на альпинистов, которые толпились на волейбольной площадке.
— Скажите, пожалуйста, ребятам, — попросил Морадзе, — чтобы они были свободны. Могут позагорать возле водопада.
— Сейчас скажу, — ответил Сухишвили, рассматривая карту района, укрепленную на стене. — А эту карту кто рисовал?