– Да, в служебном сейфе.
– А что там еще было украдено у этого…
– Пашкевича?
– Да.
– Носимый чехол с ноутбуком и планшетным компьютером.
– Где он?
– У меня в кабинете, в нижнем ящике стола.
Бубнов вслед за начальником вышел из кабинета. Игнатьев запер дверь; обернувшись к оперу, сказал:
– Держи рот на замке. Об этой записи никому ни слова!
– Понял, не дурак.
– Раз не дурак, тогда топай в свой кабинет! – строго произнес Игнатьев. – Займись своими прямыми служебными делами… сам говоришь, что «зашиваешься».
– Есть, товарищ подполковник.
– Постой, – Игнатьев поймал своего подчиненного за рукав. – Пока я не позвоню, сидите оба здесь! Из отдела ни шагу! Понял? А теперь шагай в свой кабинет!
Подполковник Игнатьев позвонил Бубнову по служебному телефону, когда на часах было четверть двенадцатого ночи.
– Бубнов, ты еще у себя?
– У себя, товарищ подполковник, – устало сказал опер. – Ждал от вас звонка, как вы и велели.
– Одевайся и спускайся вниз. Захвати с собой чехол с компьютером Пашкевича! Мы уже подъезжаем к отделу…
– А стажер?
– Гецко?.. Пусть еще поработает с документами. Давай, Бубнов, не мешкай!..
Виктор достал из нижнего ящика стола чехол с ноутбуком и планшетником внутри. Надел куртку, повесил чехол на плечо, взял также свой портфельчик и направился к выходу.
– Виктор Иванович, я могу быть свободен? – спросил стажер.
– Работай, Гецко, не отлынивай, – мрачно сказал Бубнов, берясь за дверную ручку. – Я в твои годы пахал как Папа Карло… и даже ночевал в отделе.
Опер, открыв заднюю дверцу подкатившего к служебному входу «Форда», передал Игнатьеву чехол с лэптопом.
– Садись вперед, – сказал тот. – Придется нам проехаться в одно место…
Бубнов уселся в кресло пассажира. Водитель, ничего не спрашивая у Игнатьева, тут же тронулся. Спустя короткое время полицейский «Форд» пристроился сзади у массивного темно-серого «Гелендвагена». Зазвучали «крякалки»; хотя движение было уже не столь интенсивным, как еще пару часов назад, все же водители и пассажиры этих двух служебных транспортов дорожили временем…
Бубнов обернулся к начальнику.
– Павел Андреевич, могу я спросить…
– Едем в один адрес, – отрывисто бросил Игнатьев. – Большего пока сказать не могу… Да и сам не знаю.
Вскоре обе машины, просквозив по Смоленской набережной, вынеслись на Бородинский мост. У Бубнова, когда он догадался – а он именно догадался, – куда они держат путь, возникли дурные предчувствия.
Слева остался поворот на Киевский и привокзальную площадь. Водитель джипа отключил сигнал и проблески. «Гелендваген», а вслед за ним полицейский «Форд», въехали во двор восьмиэтажного дома сталинской постройки на Большой Дорогомиловской.
Припарковались у одного из подъездов. Бубнов обратил внимание на массивный темно-синий микроавтобус с эмблемой столичного главка, стоящий здесь же. Равно как и на то, что возле дверей подъезда стоят двое крепких мужчин в штатском.
– Что-то случилось? – спросил он, обернувшись к начальнику.
– Возможно… скоро узнаем.
Заметив, что подчиненный собирается выйти из «Форда», Игнатьев сердито сказал:
– Отставить! Если мы понадобимся, нас позовут.
Сразу несколько мужчин в штатском вошли в подъезд… Бубнову нестерпимо хотелось курить. Он мысленно ругал себя за то, что перед выездом на «выволочку» дал ЦУ стажеру прослушать эту флешку. Если бы он сам ее просмотрел, то предпочел бы без шума и пыли сбросить ее на фиг… от греха подальше.
Их дело уголовка; а тут попахивает – воняет! – большой политикой. Лично он давно уяснил, что не следует лезть в эти высокие сферы простому честному менту.
Но что теперь об этом говорить.
Спустя примерно четверть часа из дверей подъезда вышел один из людей в штатском. Он подошел к «Форду», открыл заднюю дверь; негромко произнес:
– Павел Андреевич, разрешите задать несколько вопросов вашему сотруднику.
– Да, конечно. – Подполковник коснулся плеча сидящего впереди оперативника. – Бубнов, с тобой хотят побеседовать товарищи из… из родственного ведомства!..
– Не здесь, – сказал сотрудник ФСБ. – Виктор Иванович, – обратился он уже к старшему оперу, безошибочно назвав его имя и отчество, – следуйте, пожалуйста, за мной.
Они вдвоем поднялись на лифте на шестой этаж. На лестничной площадке, против ожиданий Бубнова, не было ни одной живой души. Дверь открыл один из мужчин в штатском (вероятно, тоже сотрудник ФСБ). Впустив коллегу и приведенного им полицейского опера, тут же закрыл ее и, попросив немного обождать, оставил их в прихожей.
– Коллега, попрошу ничего не трогать, – полушепотом сказал впустивший их сотрудник. – Ни к чему не прикасаться! Обождите здесь минуту… вас пригласят.
В прихожей горел свет. Виктор Иванович огляделся. Первым делом, конечно, обратил внимание именно на входную дверь. Следов взлома не видно, замки выглядят целыми, неповрежденными. Бубнов за свою почти десятилетнюю служебную карьеру имел дело с таким количеством квартирных краж, что мог уже и без длительного осмотра определить, как именно проникли воры в квартиру, была ли дверь взломана или ее отперли «родными» ключами…
«Открывали входную наверняка именно “родными” ключами, – пронеслось у него в голове. – Или же хозяин знал того, кого он впустил в квартиру… И сам открыл ему дверь».
Ноздри Бубнова ощутили какой-то несвежий запах. Хотя, может, ему и показалось – так может пахнуть, к примеру, замоченное в ванной, но вовремя не выполосканное белье.
Квартира, по-видимому, двухкомнатная. Высота потолка по меньшей мере три метра. Судя по прихожей, евроремонта здесь не делали… Простенько как-то все. Но в любом случае, учитывая район, учитывая близость к центру, эти метры стоят недешево. Если снимать такую квартиру, то в месяц придется платить тысяч пятьдесят рубликов… если не больше.
– Виктор Иванович? – окликнул его один их гэбистов. – Следуйте за мной.
Бубнов прошел через небольшой холл. Слева – дверь в гостиную. Она открыта; видны двое мужчин в штатском, на руках у которых медицинские перчатки. На столе – он тоже виден – разложенный ноут. Но повернут так, что экран Бубнову не виден…
Направо – короткий коридор. Виктор Иванович вдруг застыл как вкопанный.
В дверном проеме кухни он увидел человеческое тело.
Тело это подвешено за шею; макушка вровень с верхней планкой дверного косяка, босые ноги почти касаются пола.
На покойнике домашний халат, повязанный спереди аккуратным бантиком. На шее видна затянувшаяся, глубоко врезавшаяся в плоть, в хрящи петля.