– Что ты имеешь в виду?
– Я и сама не знаю. Если бы я попала к ним случайно, то, скорее всего, на эти мелочи и внимания не обратила бы. Но тут срабатывает заданность восприятия, я их всех подозреваю и в каждом слове, взгляде, жесте ищу подтекст. Они очень близки между собой и… Не знаю! Что-то чувствуется…
– Она может убить – ты это имеешь в виду?
– Не знаю… – нерешительно говорит Инга. – Думаю, может. Гипотетически многие могут, если прижмет. Но это не значит, что они действительно убивают. Мне показалось, что она без тормозов. Ши-Бон, глупости все это, не слушай! Я заигралась в детектива. Кроме того, незнакомая обстановка действует. Сам знаешь, какая наша психика хрупкая и нежная конструкция.
– Что еще?
– Ничего… Глупости!
– Что?
– Ночью мне все время чудились не то шорохи в стене, не то чьи-то шаги… Я долго не могла уснуть… и чуть не проспала сеанс связи. Ужас!
– Запирайся на ночь. Там есть замок?
– Есть.
– Теперь все? – Шибаеву казалось, что Инга чего-то недоговаривает.
– Все. Почти. Ты знаешь, что у Васи на компакт-диске? – прошептала она возбужденно. – Я подошла ближе и увидела – «Энциклопедия убийств» Роберта Нэша, из серии «Коллекция преступлений». Представляешь? На картинке оскаленная морда и кровь. Ни за что бы не подумала, что нашего мальчика могут интересовать убийства. Уж скорее музыка. У него такой артистичный вид… Правда, это многих интересует и ни о чем не говорит, – добавила она справедливости ради. – Но, с другой стороны, его болезнь… я постеснялась спросить, что с ним, и… и… эта энциклопедия… Не знаю!
– Есть такой закон диалектики – о переходе количества в качество, – назидательно сказал Шибаев. – Инга, будь осторожна, очень тебя прошу. Не выходи по вечерам. Закрывайся. Проверяй окна. Обещаешь?
– Обещаю. Ши-Бон, я страшно соскучилась.
– Давай я сейчас приеду и увезу тебя!
– А операция?
– К черту! Я тоже соскучился. Если бы ты только знала, как я соскучился!
– Женщина должна быть женственной. Длинные волосы, кружева, летящие одежды, нежный голос, слабые руки. К сожалению, современные дамы скорее мужественны, чем женственны. Слабой и хрупкой быть не в моде. Сегодня женщина – охотник. Заметьте, охотник, а не охотница. С привычками, манерами, сленгом здоровенного мужика. Она дерется ногами, ругается, как сапожник, пьет алкогольные напитки, носит мужскую одежду и занимается бодибилдингом. Полная деградация. Я не против брюк, поверьте, – Тамириса прижала руки к груди в умоляющем жесте и свела брови домиком, – они достаточно функциональны в определенные моменты, но женская одежда – это нечто другое. Это – утонченность, изящество и, если хотите, тайна. Да-да, тайна. Чисто визуально.
Тамириса смотрит на Ингу широко раскрытыми бледно-голубыми глазами, и Инга, почти впавшая в транс от тонкого голоса маленькой девочки, монотонного и невыразительного, кивает, соглашаясь. Ей кажется, что во рту у нее кислый леденец, от которого сводит скулы, или незрелая ягода крыжовника.
Тамириса в длинном платье, на сей раз розовом, с белым поясом и кружевным воротничком. На шее на длинной цепочке висит овальный медальон, в таких наши сентиментальные бабушки хранили миниатюру любимого человека и пучок его волос. Черные локоны ее уложены в высокую башню, напоминающую прическу Чио-чио-сан. Из башни торчали серебряные пики и высокий, как корона, черепаховый гребень. Лицо Тамирисы можно назвать довольно миловидным, если бы не привычка широко и наивно раскрывать глаза и складывать губы бантиком, что придает ей сходство с куклой.
– У женщины нет возраста, – продолжает Тамириса. – Никто, ни одна живая душа, тем более мужчина, не должен догадываться, сколько ей на самом деле лет. Женщине столько лет, на сколько она выглядит. И кухня красоты – табу для мужчины. Тайна. А в современной женщине, увы, не осталось тайн. Возьмите хотя бы рекламу тампаксов. Сплошная проза! Недаром падает рождаемость и растет количество гомосексуалистов и бисексуалов. Настоящему мужчине нужна настоящая женщина – понимающая, деликатная, гордая, в которой есть тайна. Много ли сейчас таких? – Она вопросительно взглянула на Ингу.
– Ну… – пробормотала та, но Тамириса, оказывается, вовсе не ожидала ответа на свой вопрос. Она сама знала ответ.
– Мало! – сказала она торжествующе. – Совсем не осталось. Увы! Мне иногда кажется, что я последний романтик на Земле. Вы знаете, один из моих учеников, майор ракетных войск в отставке, сказал мне как-то: «Тамириса Андреевна, вы уникальная женщина, вы – единственная в своем роде, я безумно сожалею, что мы не встретились раньше!»
– А зачем ему французский? – невпопад спросила Инга. Тамириса успела рассказать ей, что она преподаватель французского в прошлом, а сейчас частный репетитор.
– Что? – запнулась сбитая с мысли Тамириса. Она смотрела на девушку широко раскрытыми глазами и походила на человека, очнувшегося после обморока.
– Вы сказали, что он ваш ученик, – напомнила Инга. – Зачем майору в отставке французский язык?
– А! Я преподаю ему вокал. Он успешно выступает в клубной самодеятельности на разных праздниках, поет патриотические песни. В дни Военно-морского флота, армии и ракетных войск. Хороший человек, хоть и маленького роста и толстый. А жена у него – просто рыночная торговка. Представляете, она приревновала и закатила мне скандал! Лицо красное, руками машет, никакого шарма!
У Тамирисы небольшой дефект речи. Звук «ш» она произносит как «ф». «Никакого фарма!»
– Деградация полная, – сетует Тамириса. – А ведь женщина должна действовать на воображение, быть романтичной, полной тайны, а эта орет, как на базаре… Баба! Ни манер, ни воспитания.
Тамириса говорит и говорит, а Инга изо всех сил сопротивляется мутным гипнотическим волнам, исходящим от нее. На какой-то миг Инга выключает сознание и, кажется, засыпает. Через минуту приходит в себя и испуганно смотрит на собеседницу – Тамирису. Та ничего не заметила и продолжает:
– Исчезли романтики, вымерли, как кистеперые рыбы. Мы прочно вошли в век прагматизма. Исчезла сентиментальность и… компасьон? – Она беспомощно смотрит на Ингу. Не успевает та подсказать перевод, как Тамириса вспоминает сама: – Сочувствие! Да, сочувствие. Деньги, деньги, деньги! Женятся на деньгах, выходят замуж за деньги. Никого ничто не интересует, кроме денег. Зашоренность полная (она произносит «зафоренность») и никакой романтики! – Последняя фраза звучит как диагноз мерзкому веку прагматизма.
Инга уже не пытается отвечать Тамирисе, поняв, что вопросы ее – это риторический прием, и испытывает безумное желание убраться подальше и не слышать больше пронзительного голоса романтичной дамы. Ей кажется, что у нее ноют все зубы, как после лимона. Выбрав подходящий момент, когда Тамириса сделала паузу, она быстро проговорила: