— Давай, попьем кофе и пойдем отсюда, что-то мне не нравится.
— Что именно? Трусиха. Знаешь, рассказывают, что маркиз де Сад садился обедать прямо под висящими трупами, и ничего, даже аппетит не портился.
— Знаю, но я не садистка. Такое ощущение, что здесь после нас кто-то был.
— Ну и что, может, у какой-нибудь горничной ключи есть. Увидела разбросанные рисунки и навела порядок.
— Может.
Но спокойствие устанавливается ненадолго, мне все равно не по себе.
— Ты хоть Ларса не пугай, а то решит, что психопатка.
Марта права, Ларсу мои страхи выдавать не стоит, может, правда тут убирался кто-то? Но неужели он доверяет горничной что-то делать в комнате боли?
* * *
— Поздравляю, у нас действительно маньяк. Или маньячка. Или пара маньяков.
Вангер расстроен, очень расстроен. Убийство Кайсы Стринберг осталось нераскрытым, хорошо хоть газетчики не теребят и родные не наседают. А теперь вот еще одно повешение. Бергман вызвал к себе, в коридоре на бегу сунул в руки папку:
— Свеженькое по ваши души. Разбирайтесь.
— Что это?
— Еще одна дура в веревках. Очень похоже на первое. Бери Фриду и езжай туда. Группа уже отправлена.
Фрида на зов Вангера кивнула, выключила компьютер, поспешно убрала разложенные на столе папки в сейф и потянулась за курткой. Сколько ни ставь следователям компьютеры, сколько ни давай ноутбуки, они все равно не уничтожат папки и бумажные носители. В бумагах есть свое удобство, информация видится иначе, во всяком случае, тем, кто начинал работать с бумагами.
Но взять куртку Фрида не успела, обернулась, услышав ругательство Дага:
— Черт!
— Что такое?
Вангер открыл папку и теперь показывал содержимое напарнице:
— Адрес посмотри.
Теперь выругалась уже Фрида. Даже надевать куртку не стала, выкатились из Управления с одеждой в руках.
Ругаться было от чего…
* * *
В Стокгольме, как и по всей Европе, и не только Европе, распродажи. Время, когда люди покупают то, что будет валяться целый год, чтобы потом быть со спокойной совестью выброшенным. Шведы не так подвержены этой страсти, а вот позвонившая Бритт извиняется за то, что мне не ответила:
— Линн, тут столько всего интересного на распродаже! Я была так обвешана покупками, что не услышала звонок.
Я понимаю, что ей некогда. Нет, Бритт не просто некогда, она уже живет той жизнью, почти забыла Швецию. Поиграла в исключительность и будет. В конце концов, оригинальной можно быть в и Западном полушарии. Мне снова начинает казаться, что подруга не вернется. К тому же у нее серьезно болен отец…
В Стокгольме уже установилась минусовая температура, под ногами не хлюпает, выпавший снег, пусть и неглубокий, не тает, природа готовится к Рождеству.
А в Лос-Анджелесе плюс пятнадцать и деревья зеленые… Там совсем недалеко Мексика, много тепла и солнца, захочет ли моя изголодавшаяся по солнышку подруга возвращаться в пасмурную и холодную Швецию?
Но я не представляю, как может на Рождество не быть снега и морозца. Что это за Рождество, не по асфальту же саням Санта Клауса ездить?
Бабушка интересовалась, не собираюсь ли я перебраться в Бюле. В логике моей бабушке не откажешь, почему бы этого не сделать, пока Ларс отсутствует? На озере Валентуна красиво, деревья стоят в снегу, дома словно из сказки… Представляю, как красиво у Ларса на острове.
Я решаю так и поступить.
— Ларс, я пока съежу к бабушке.
— Съезди. Когда?
— Не знаю, наверное, завтра. К твоему возвращению и я вернусь.
— Только попробуй не вернуться! Там связь хорошая?
— Не жаловались. Это же недалеко от Стокгольма.
Но уехать не удается.
Вечером звонок от Оле. Я не отвечаю, но немного погодя он перезванивает снова:
— Почему не отвечаешь?
— Не слышала звонка.
— Общий сбор через полчаса.
— Что случилось?
— Случилось. Приходи.
В офисе все в сборе. Марта мрачней тучи, даже прячет глаза. Остальные тоже не радостны.
— Что случилось?
В комнату входит Анна и, только кивнув в знак приветствия, сразу включает проектор.
— Новое убийство. Смотрите.
На экране снова подвешенная девушка. Курт вздыхает, Марта смотрит в сторону, а я прижимаю руки ко рту, чтобы не закричать, потому что это… Бригитта! Да, это она стояла между Кайсой и Паулой на том снимке.
Анна бросает на стол пачку фотографий и делает знак Улофу, чтобы тот говорил.
Улоф говорит и говорит, озвучивая найденную информацию, его голос жужжит, вызывая у меня страшную головную боль. Хочется закричать: «Да замолчи же ты!»
Бригитта Ларсен не просто повешена, она связана и подвешена по одной из схем, которые я так старательно разбирала только вчера! Да, вернувшись после похода с Мартой в комнату боли, принялась разглядывать рисунки и схемы связки. Много нашлось интересного. Были несложные, но были и такие, что не сразу сообразишь и как вязать, и как распутывать.
Но главное — на нескольких схемах пометки: осторожно, ошибка в одном узле может оказаться фатальной. Всего-навсего неверно положенная веревка в узле превращает его в самозатягивающийся. Достаточно резкого движения, и развязывать не столько трудно, сколько долго, человек пострадает. А если на шее?
Я в ужасе смотрю на снимок, я видела эту связку с опасным узлом в папке со схемами. Это снова узел Ларса, и снова решающий в произошедшей трагедии.
Мир померк, рухнул, рассыпался на миллионы осколков. Мой мир больше не существовал. Хотелось не просто остановить Улофа, а кричать, кричать и кричать! Я не могла осознать увиденного, произошедшее просто не укладывалось в голове.
Ларса нет, он где-то, а где именно, не говорит. Кажется, в Амстердаме. Ежевечерние звонки… воркование… слова о любви… Неужели все это ложь?! Неужели в это самое время он мог?!..
Кажется, у меня осталось одно-единственное слово: «Нет!» Я не верила, не могла поверить. Нет, Ларс не мог, он не такой, он… Но почему же все снова по его схеме? Нет, нет, нет!.. Тысячу тысяч раз нет! Я уже знаю Ларса так хорошо, что понимаю: убить он не мог. Значит, кто-то воспользовался его схемами? Кто это мог сделать? И знал ли сам Ларс, что этими схемами могут воспользоваться?