Так вот. С этими двумя довольно молодыми людьми – обоим лет по тридцать – и Голышев, и Пинчук знакомы давно и плотно. Игорь Валентинович Голышев, как старший, в точности знает, что это за люди, для чего они подготовлены и кто или что за ними стоит. Пинчук не столь хорошо информирован на сей счет, но и он – для себя – давно все понял. Конечно, не во все детали они посвящены, но это и незачем. Достаточно того, что они, двое оставшихся в поселке на хозяйстве сотрудников «Арктикугля», четко выполняют те инструкции, которые были получены ими еще до прибытия в поселок этих двух «ученых».
И еще один немаловажный момент. За «молчание», как и за такого рода сотрудничество, полагается прибавка к жалованью. Как бы кто ни любил Арктику и свое дело, материальный фактор тоже играет важную роль. В столь тяжелых условиях, как здесь, в отстоящем на сто километров от ближайшего жилья «мертвом городе», когда человек ежедневно рискует если и не жизнью, то здоровьем, мысли о солидной прибавке к положенной по контракту зарплате греют душу и здорово помогают переносить все тяготы и неудобства…
– Коля… ты слышал?! – свистящим полушепотом произнес Голышев. – А ну тихо! Не скребись там… Ша!
Пинчук замер у плитки. Застыл с зажатой в руке ложкой, которой он помешивал в кастрюльке. На завтрак Николай готовил густой супчик (из норвежских суповых пакетиков и тушенки), ну а сало уже было порезано на кусочки и выложено на тарелку. Лицо его было красным, даже багровым, так, словно он только что вышел из бани. В действительности же Николай почти два часа кряду убирал снег возле ангара. А затем еще проехался на скутере по заснеженным улочкам поселка. Он лишь минут десять назад вернулся в ангар. Нахлестало ветром и снежной крупой так, что от пламенеющих после этих утренних работ щек можно прикуривать.
Из динамика рации, наряду с атмосферными помехами, и вправду временами слышались какие-то странные звуки… Явственно прозвучало несколько щелчков. Складывается впечатление, что кто-то – и именно на оговоренной заранее волне, поскольку у рации этой сотня каналов – пытается осуществить вызов… Голышев отключил кнопкой функцию «шумоподавление», тем самым увеличив дальность приема сигналов. Двое мужчин, замерев, провели еще какое-то время в ожидании, чутко прислушиваясь к звукам, но из динамика доносились лишь давно уже привычные уху едва слышные шорохи…
– Ну?! Слышал?! – первым нарушив тишину, спросил Голышев. – Кто-то явно пытался выйти на связь!
– А почему ты думаешь, что это – они?
– А кто же еще? Норги эту волну не используют.
– Это могут быть рыбаки. Или «торгаши», к примеру.
– В такое время года? Они сейчас жмутся к Нордкапу! Опять же, на дворе не лето и не осень, чтобы сигнал в УКВ-диапазоне за счет эффекта рефракции распространялся на большие расстояния.
– Ну… в общем-то, да. Странно… Я тоже слышал щелчки. Даже показалось, что обрывок слова прозвучал… Что-то вроде «али»… Или – «пали»…
Голышев одет в простеганный свитер, под который пододета водолазка с высоким глухим воротом. На ногах две пары шерстяных носков. Заходя в этот вагончик, они обязательно разуваются и надевают сухие, нагретые на масляной батарее носки (эта привычка перешла от норгов). Игорь Валентинович сидел за скругленным столом с аппаратурой, который они меж собой называют «терминалом». Он развернулся в кресле и посмотрел на товарища красными от недосыпа глазами.
– Я вот думаю… Может, того… рации «подсели»?
Пинчук пожал плечами.
– Сразу обе? Хм. На холоде все может быть. Но у них ведь есть запасное питание! И этот – он кивнул на чемоданчик с инмарсатовским спутниковым телефоном, – у них тоже имеется.
– Ну… это ж на крайний случай!
– А то, что они должны были вернуться еще позавчера, разве не «крайний случай»? Ты сам-то их вызывал, Игорь?
– Нет, не вызывал. Ты же понимаешь… – Голышев провел ладонью по заросшему щетиной лицу. – Люди ушли в «автономку». По своим секретным делам… Опять же, есть инструкции. Антон сам сказал, что свяжутся с нами, если потребуется… И что они выйдут на связь не раньше, чем пройдут на обратном пути отметку «Второй лагерь».
– Ну они ведь не зеленые пацаны! И не залетные туристы, чтобы не знать, что тут и как. Зря ты тревожишься, Валентиныч. То, что они в прошлый раз вернулись в поселок тютелька в тютельку, как обещались по срокам, еще ничего не означает. Сам же говоришь – «секретные дела» у них.
Пинчук включил электрочайник. Воду они топят не из снега, а изо льда, который нарезают электропилой на ближнем озере и запасают в виде ледяных блоков впрок. Снял с плитки кастрюльку с дымящимся супом, заправленным говяжьей тушенкой. Поставил ее на подставку – второй стол, используемый иногда как стол для совещаний, иногда для небольших застолий, а чаще как обеденный, расположен в дальнем от входа конце вагончика.
– Валентиныч, кушать подано! – Пинчук взял большую деревянную расписную ложку, невесть как попавшую сюда, и стал разливать густой суп по глубоким тарелкам. – Давай за стол, а то остынет!
Ели молча. Николай – с аппетитом, ибо навкалывался, организм требовал горяченького, жидкого, требовал калорий, желательно даже впрок. Игорь Валентинович, судя по мрачному виду, ел через силу. Не столько даже завтракал, сколько «питался». И то – день им предстоит, судя по всему, не из легких.
Питаются они здесь, надо сказать, не слишком разнообразно. Хотя продуктов сейчас в избытке, не то что в прежние годы. Есть полуфабрикаты – порционные стейки, филе трески, колбасы, вяленое мясо… Консервов всевозможных у них вдосталь. Даже мороженые фрукты и овощи имеются в кладовке, устроенной в контейнере, который служит им здесь складом для продуктов питания.
После того как они остались на хозяйстве вдвоем – «ученые» не в счет, у них свои заботы, – на готовку времени почти не остается. На Николае, почитай, все хозяйство сейчас держится. Он и электрик, и механик, и водитель, и просто мастер на все руки. Голышев, надо отдать должное, не строит из себя большого начальника. Тоже пашет, будь здоров. Он и на бульдозере частенько из ангара выезжает: в такую погоду, когда сыплет снег, они регулярно торят дорогу к центру поселка и сгребают снег с площадок впереди и позади ангара. А то потом, когда наметет, когда снег слежится, спаяется в ледовые наросты и наплывы, ты его ничем не возьмешь. Если не работать, не убираться, не чистить снег, то потом с техникой из ангара уже до поздней весны не выберешься…
И по хозяйству Валентиныч много чего делает. Ну а как иначе? Север бездельников и хитрых, отлынивающих от работы, не любит. И зачастую – наказывает.
Николай разлил свежезаваренный кофе по кружкам. В динамике что-то щелкнуло, затем в вагончике сквозь шорох и треск послышался хрипловатый мужской голос:
– Гиацинт… вы… язь!! Гиацинт… вы… ня… лышите?
Голышев, едва не опрокинув стул, выбрался из-за обеденного стола и метнулся к терминалу.
– Гиацинт на связи! Я вас слышу! Астра?! Говорите же!