И теперь, когда кончились все истерики, когда она пережила мысли о самоубийстве, Катя стала думать и пришла к выводу, что ее с дочерью похитили, чтобы повлиять на мужа. Она заявила об этом с какой-то даже гордостью, наверняка считала мужа честным человеком, ни под каким предлогом не желавшим поддаваться на уговоры и совершать преступление, к которому его склоняют. И его арест она считает не более чем провокацией, чьим-то противозаконным умыслом, чтобы заставить Володю совершить что-то.
Остаток ночи прошел на удивление быстро. Антон настоятельно посоветовал Кате больше спать и заботиться о девочке. Он намекнул, что женщине скоро могут понадобиться все ее силы. Сказал так, чтобы поддержать несчастную, придать ей сил и спасти от разрушающего сознание отчаяния. Не зря же во все времена говорили, что человек жив, пока жива в нем надежда. Правда, Антон знал случаи, когда именно отчаяние толкало людей на самые невероятные подвиги, но к данной ситуации это отношения не имело.
Он сидел, лежал, ходил, размышлял, но никак не мог прийти к какому-то определенному решению. Связи с Быковым у него не было, информации о том, когда ему позволят покинуть это убежище, тоже, как и стопроцентной уверенности, что он выйдет отсюда живым. И в то же время в его руках была довольно ценная информация. Во-первых, показания похищенной Екатерины Мальцевой, во-вторых, здесь находился Валера, непосредственный исполнитель похищения Мальцевой, а возможно, и человек, причастный к другим преступлениям. Этот тип на допросах может дать столько важной следствию информации, что дух захватывает. Но для этого нужно, чтобы эти люди были живы.
Наступило утро. Вместе со щебетанием лесных птиц стали подниматься и в доме. Запахло неизменной кашей с мясом и свежезаваренным чаем с дымком. Антона сменил опять Немой. Позавтракав, Антон завалился спать, но сон долго не шел. Снова и снова мысли возвращались к его положению и различным вариантам действий, так как один вариант его совсем не устраивал, потому что не гарантировал даже пятидесяти процентов успеха.
Самым простым было вытащить из подвала Катю с дочкой, захватить Валеру и вывезти их на «уазике» из этого места. Лучше всего отобрать у Валеры мобильник и уже в дороге позвонить Быкову и доложить о принятом решении, захваченном бандите и спасенной заложнице. И вот тут начинались сплошные натяжки.
А если Валера выронит мобильник, если у него его при себе в момент захвата не будет, если у него сядет аккумулятор, если аппарат в процессе захвата разобьется? Можно надеяться на полицейских, которых Антон встретит по дороге, например, на посту ГИБДД на трассе. А если полицейские вокруг этого места как раз патрулируют, чтобы не произошло того, что замыслил Антон? Если они заодно с преступниками? Пускай даже и нет, почему они должны верить Антону, у которого нет документов, зато в машине связанный, а возможно, и окровавленный человек и грязная изможденная женщина с ребенком. А вдруг Валера в самом деле майор полиции и предъявит удостоверение?
Антон чуть не вскочил со своей лежанки, представив, во что выльется его «операция». Как минимум, его самого посадят в ближайший «обезьянник», а Валеру освободят, потому что будет его слово против слова Антона. Но Антон пока никто, а Валера – майор полиции. Всего чуть-чуть времени ему понадобится, чтобы сообщить своим о ЧП, и тогда довольно быстро все вернется на круги своя, а Антон так же быстро окажется трупом. Он даже уверен, что и Мальцеву сразу убьют, потому что держать ее станет уже опасно.
И это, так сказать, финальные сложности. А ведь надо еще каким-то образом захватить Валеру, вытащить женщину с ребенком, угнать машину. Вокруг же – шестеро вооруженных бандитов, а их главарь к Антону очень «не ровно дышит». И все-таки на каком-то из вариантов следует остановиться.
Антон проснулся часа через три. Он еще не открыл глаза, но внутренние часы быстро соотнесли ощущения внутри с ощущениями, поступающими снаружи – яркость и положение солнца, пение птиц, количество людей в доме. Все говорило за то, что время предобеденное. Молодой тренированный организм собрался, отогнал сонливость, сосредоточился, и Антон открыл глаза. За самодельным столом сидел красавчик Бубен и чистил автомат. Белый с Гамой возились с брезентом на дверном проеме, который почему-то у них все время с одной стороны падал.
Антон стал спускать ноги со своего ложа, изображая квелость невыспавшегося человека, сделал хмурое лицо, поднялся и, чуть сгорбившись, поплелся на улицу. Сквозь приопущенные веки он успел охватить одним взглядом всю картину бандитского лагеря. Валера и Заяц торчали возле поднятого капота «уазика» и о чем-то совещались, руки у обоих были в смазке. Немого и Казбека видно не было, наверное, несут службу, и Немой, как обычно, возле погреба. Возле ступеней дома две белых тридцатилитровых пластиковых канистры с запотевшими боками, значит, утром привезли воду или притащили из родника, который где-то рядом. Надо бы выяснить, это место может оказаться вариантом побега.
Заяц увидел умывающегося Антона и заорал на всю поляну:
– Антоха! Иди, там тебе кашу оставили в печке. Пожрешь и сменишь Казбека.
Вот это подарок, вот за это спасибо. Антон чуть не расплылся в улыбке. Если ему предложили сменить Казбека, значит, предстоит охранять территорию и патрулировать ее по периметру, или в местах доступа со стороны внешнего мира. А это даст море информации! Может, и родится, наконец, решение, как отсюда убраться, прихватив важных свидетелей. Или как связаться с Быковым.
День в постоянных заступлениях на пост и сменах с них прошел быстро. Антона сначала злило неумение Зайца наладить службу без всяких сбоев, но потом он стал смотреть сквозь пальцы, как он то ставит человека, то снимает с поста и дает какое-то задание. Иногда без смены у него охранники торчали на своих постах по шесть, а то и по восемь часов.
Антон вообще старался не выделяться. Чем меньше ты к себе привлекаешь внимания, тем быстрее это внимание к своей персоне заметишь. Это правило он вывел для себя давно. После конфликта с Белым во время своего появления здесь Антон больше ни с кем не конфликтовал и держался особняком. Это было не сложно, потому что, кроме двух дагестанцев, никто ни с кем дружеских отношений не поддерживал. А Немой вообще мог за весь день ни на кого не посмотреть и не вымолвить ни слова. Но Немой – это отдельная песня, наверное, он вообще психически ненормальный.
– Антоха, – раздался жизнерадостный голос с кавказским акцентом, – присоединяйся к нашему празднику.
Антон, бродивший по южной окраине их лагеря, остановился и повернулся на голос. Кажется, запах жарившегося мяса ему не приснился. От дома к нему спешил Белый, на ходу поддергивая штаны и вытирая тыльной стороной ладони рот.
– Иди, празднуй, – угрюмо проворчал он и икнул. – Мне велено пока подежурить.
– Что за праздник?
– У Бубна день рождения. Казбек с Гамой там шашлык сварганили.
Антон с неудовольствием снова посмотрел за деревья. Уходить ему с поста не хотелось. Дело в том, что вот уже часа два, как он чувствовал на себе чей-то взгляд. И даже не просто взгляд, а неприязненное отношение, которое копилось и копилось. Да и сам взгляд был злой, угрожающий. Могло и казаться, потому что нервы были напряжены последние дни, а могло быть действительно так.