– Не знаю. Наверное, только благодаря тому, что у меня появилась цель в жизни – найти убийцу матери.
– И ты знаешь его фамилию?
– Нет, я даже не знаю, в каком участковом пункте все произошло. И я не знаю, что все произошло именно так. Не знаю, но уверен, что мои предположения верны. А узнать, что его перевели сюда, мне удалось чудом. Просто случайность, что один человек в разговоре проболтался. А пережить? Когда в жизни есть цель, цель, к которой ты жадно стремишься, все остальное просто подчинено ее достижению. Вот и все. Я просто начал готовиться к тому, чтобы его найти, занялся единоборствами, стрельбой в спортивной секции, в школе начал учиться так, чтобы потом обязательно поступить в вуз.
Не сводя взгляда с лунной дорожки, Антон рассказывал, как медленно и методично шел к этой своей цели, как наметил себе путь, который его заведомо приведет к убийце. Как пошел в армию, добившись, чтобы его отправили в воздушно-десантные войска, поступил в юридический институт МВД, окончил его с отличием, получив право выбора места распределения, и попал именно сюда.
– Ты хочешь его убить? – со страхом спросила Ксения.
– Не знаю, – дернул плечом Антон. – Раньше хотел, а сейчас… Понимаешь, убийство – это конец всего. Конец для меня, для него. Думаю, что мама не одобрила бы этого, потому что она, как любая мать, хотела бы для меня долгой и счастливой жизни. Она ведь жила для этого, поэтому не выходила замуж, чтобы не создавать мне лишних сложностей. Нет, я думаю, что должен его найти, напомнить ему о его преступлении, превратить его жизнь в ад. Это было бы лучшим наказанием. Теперь я понимаю, что такие люди, как он, никогда ни при каких обстоятельствах не останутся чистыми, они обязательно запачкают себя другими делишками. Поэтому я и пошел в полицию, чтобы легче было найти убийцу матери, понять, как устроена наша правоохранительная система. Я здесь, и я достаточно увидел и узнал. В вашем городе творятся страшные вещи, и он не может быть непричастным к ним, потому что у него в принципе грязные руки. Я докопаюсь до его преступлений здесь, засажу далеко и надолго, он будет знать, что это плата еще и за то преступление.
– Страшно, – прошептала Ксения. – Я теперь понимаю, что в тебе было странного и непонятного.
– Все просто и понятно, Ксенечка! – вдруг с жаром заговорил Антон, повернувшись к девушке лицом. – Помоги мне, пожалуйста. Ты ведь работаешь в кадрах, у тебя есть доступ к личным делам, ты можешь помочь мне выяснить, кто из офицеров был переведен к вам из Екатеринбурга в две тысячи втором году. Я не думаю, что это десятки людей…
– Вот, значит, как, – отстранилась девушка и горько посмотрела в полыхающие возбуждением глаза Антона. – Значит, все было только ради этого?
– Что? Я не понимаю, Ксеня…
– Ты даже не понимаешь! Играешь людьми, себя подчинил своей страшной цели и окружающих тоже используешь для этого. Мне очень жаль твою маму, я с негодованием отношусь к преступнику, но я ведь живой человек, и нельзя со мной так поступать. Все эти твои ухаживания, нежные взгляды, даже недавний поцелуй – это все обман? Влюбить меня в себя и сделать послушным орудием для добывания информации? Ты преследуешь святую цель, Антон, но твой поступок низок!
– Ксенечка! Как ты можешь, зачем ты так? Ты мне в самом деле нравишься, и, когда я тебя впервые увидел, я и не думал ни о какой информации. Все было искренне! Просто сейчас я подумал, что ты сможешь понять меня и помочь.
– Искренне! – с сарказмом повторила девушка. – Думаешь, я не знаю, как ведут себя парни с девушками, которые им нравятся? Мне двадцать три года, Антон, и я давно уже не школьница. За мной достаточно ухаживали и ухлестывали парни. А ты… ты ведешь себя со мной как… как ледышка! Сколько мы уже встречаемся, а я до сих пор не могу понять, как же ты ко мне относишься. Как к другу, как к коллеге по работе, которая устраивает тебе экскурсии по городу? Я как дура… а ты… да как ты можешь…
Она разрыдалась, сорвала наброшенную куртку и швырнула ее Антону, а он смотрел на убегавшую от него по берегу девушку и ломал голову. Как, почему, из-за чего? Непостижимая женская логика! Он и предположить не мог, что из всего им сказанного можно сделать такие кошмарные выводы.
Небольшая туча наползла на яркий диск луны, и мерцающая дорожка на речной глади исчезла. Очень символично, подумал Антон. И все-таки! Ну почему она так подумала обо мне, ведь я вел себя нормально, ухаживал, приглашал на свидания, гулял с ней, чего же тут непонятного? Господи, со своими бы проблемами разобраться, а тут еще и ее проблемы. Хотя почему ее? Это теперь моя проблема. Теперь у меня нет доступа к кадровым документам. Я могу попытаться с Ксеней помириться, но повторить просьбу было бы жестоко. Жестоко? А со мной люди обошлись не жестоко? Ладно, вздохнув, решил он, с ней я обязательно помирюсь, а в дальнейшем даже не заикнусь о личных делах. Что-нибудь придумаю, найду способ. А ведь я ей даже не сказал, что все мои планы и прожекты имели лишь одну корыстную цель – сделать себя заметным, иметь возможность если не сблизиться, то на первых порах начать общаться со старшим руководством РУВД. Знай Ксения это, она бы давно послала меня на все буквы. А может, наоборот, может, и надо было ей все рассказать с самого начала, все объяснить?
Но тут мысли неожиданно свернули в иное русло. Антон задумался о том, как он в самом деле относится к Ксении. Любовь? Он помнил, что такое любовь, помнил какие чувства испытывал, когда был влюблен в школе в одноклассницу. Как давно это было! А теперь? Испытывает ли он мучения из-за того, что долго не видит Ксению? Преследует ли его навязчивое желание прикоснуться к ней, кажется ли ему в ней все прекрасным? Где-то в глубине души что-то подобное вроде бы было. Но где-то! Где-то в какой-то глубине. И вроде бы.
Антон глубоко вздохнул и шумно в голос выдохнул. Жизнь, почему ты такая сложная? Как оказалось…
Иван Романович вышел с больничного, и Антон бросился знакомить его со своими предложениями, которые были подготовлены, оформлены и ждали его резолюции. Майор долго читал, вздыхал, качал головой. Потом все разошлись на обед, Иван Романович ушел на совещание, а Антон засел за свалившийся неожиданно отчет. И только в конце рабочего дня забежал к Попову узнать его мнение.
– Ну, что тебе сказать, Антон, – мягко начал Иван Романович. – Стремление мне твое понятно, сам был молодым и азартным, хотелось все изменить, так сказать, по образу и подобию своему.
– Я всего лишь попытался применить на практике то, чему меня пять лет учили, – возразил Антон.
– Это понятно, – согласился старый майор. – Только… будет ли от этого прок?
– Простите! Я что-то вас не понимаю.
– Тут ведь что справа смотри, что слева, а картина все равно одна и та же. Эти все твои нововведения, они, конечно, полезны, можно и планы изменить. Но пока ты один этого хочешь, ничего не изменится. Надо ведь, чтобы ситуация как-то созрела.
– Иван Романович! Ну, вы меня за что-то не то судите. Я ведь не собираюсь чего-то ломать, с кем-то конфликтовать. Мое дело предложить, знания применить, показать, что они у меня есть. А уж принять или не принять – это дело высокого начальства.