– Ну уж нет, – поморщился «котик», брезгливо оттопырив нижнюю губу, – я в такое место не ходок. Сбегай одна, если хочешь, а я тебя здесь подожду.
Стелла вздохнула:
– А родственники говорили мне, что наша бабушка перед смертью припрятала что-то очень ценное, не то старинные иконы, не то золотые царские монеты, но что именно, мы так и не знаем, мы ничего не нашли… Что ж, схожу в дом одна, вспомню детство…
Она, не оборачиваясь, направилась к дому.
Соснянский, после некоторого раздумья, тоже вышел из машины и пошел за Стеллой. Они поднялись на трухлявое крыльцо с провалившейся верхней ступенькой; девушка толкнула покосившуюся дверь и шагнула в темные сени. Ее спутник стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу.
– Заходи, Левушка! Ты что, боишься? – крикнула она откуда-то из темноты.
Банкир продолжал стоять на крыльце, что-то говорило ему, что там опасно, какое-то недоброе предчувствие шевелилось в его душе.
– Котик! Смотри, что я нашла! Кажется, здесь есть тайник… Ого! Вот это находка! Это что, золото? Иди скорее сюда!
Он помедлил всего секунду, потом любопытство взяло верх над страхом, и банкир несмело шагнул в полумрак сеней.
Удар, обрушившийся на его голову, был таким мощным и неожиданным, что Соснянский, тихо вскрикнув, рухнул на пол, как колода.
Стелла с трудом подтащила его тело к погребу и открыла люк. Она достала спрятанные за печь секатор и веревку. Потом подобрала с пола кусок какой-то грязной тряпки. Через пару минут банкир был крепко связан по рукам и ногам, а во рту у него торчал кляп – та самая тряпка. Стелла расстегнула Соснянскому брюки. Если бы кто-то наблюдал за ней со стороны, он бы сказал, что действует она очень хладнокровно. На самом деле это было не так. Внутри девушку всю трясло от напряжения и злости. «Мразь! Мразь! – повторяла она про себя. – Ублюдок! Насильник! Убийца! Ну, сейчас ты получишь по полной!..» Она спустила с банкира штаны…
Через минуту он начал приходить в себя и застонал.
– Давай, давай, очухивайся! – приказным тоном сказала Стелла.
Подождав какое-то время, она с притворным участием поинтересовалась:
– Ну как, котик, ты пришел в себя? – и выдернула кляп из его рта.
– Черт! Как больно… голова… – снова застонал Соснянский.
– Ну, разве это больно? – усмехнулась Стелла. – Вот сейчас тебе будет по-настоящему больно… если не расскажешь, как ты с дружками убивал мою сестру!
Она выразительно пощелкала секатором у него перед носом.
– Ты что, сдурела?! Элеонора, ты что, пьяная? Что случилось? – завопил банкир. Кажется, он был просто в шоке от того, что происходило здесь.
– Рассказывай, как ты убивал мою сестру!
– Какую сестру? Идиотка!
Стелла поднялась с корточек и от души пнула Соснянского в бок. Тот вскрикнул:
– Ай! Больно же, тварь!..
– А ты что, боли боишься? Тоже мне, мужик! Тебя бы заставить рожать или аборт бы тебе сделать на живую, без укола, тогда ты понял бы, что такое «по-настоящему боль»!.. А это тебе за «тварь»! – Она еще раз с силой пнула его в то же самое место.
– Ай, блин!.. Сука!
– Хочешь еще и за «суку» получить? Да на! – И Стелла пнула банкира еще раз. – Что, нравится, когда бьют? Чего стонешь? Давай, рассказывай, урод, как ты с дружками убивал Беллу!
– Какую Беллу?! Ты что, охренела?
– А ты что, нескольких изнасиловал и задушил? Тогда уточняю: ровно год назад, деревня Матрёнино, придорожное кафе «У тети Моти»… Ты и двое твоих дружков посадили в машину восемнадцатилетнюю девчонку, увезли в лес, на пруд… Вы изнасиловали и убили ее… А потом утопили ее тело.
– Я никого не насиловал и не убивал! Элеонора, ты что?! Это не мы! Как ты могла подумать?! Это ошибка, клянусь!..
– Ах, ошибка?! Что ж, я так понимаю, что правды ты говорить не хочешь, – сделала вывод Стелла и, схватив скалку, которой она недавно огрела Соснянского по голове, занесла ее над ним, – значит, придется забить тебя! Думаю, череп твой треснет после первого же удара: рука у меня тяжелая! Я, между прочим, дома всегда дрова рубила, мужиков у нас в семье давно нет… Так что прощай, любимый…
Она сделала вид, что вот-вот огреет его большой скалкой по лбу. Банкир завопил, как ненормальный; он пытался дергаться, но у него это плохо получалось: связан он был довольно крепко.
– Не ори, мразь! – Стелла ударила его как следует в бок ногой. – Рассказывай, как там все было, иначе…
– Что «иначе»? – со страхом спросил Соснянский, косясь на палицу в руке Стеллы.
– Иначе хоронить тебя будут в закрытом гробу.
Она сказала это тихо и твердо. Банкир поверил девушке. Он понял, что все это не шутки, все, что происходит в этом страшном заброшенном доме. Он вдруг весь покрылся холодным потом. Связанный по рукам и ногам, со спущенными штанами, он был так жалок, что Стелла даже отвернулась от него.
– А если все расскажу? – с надеждой в голосе спросил Соснянский.
– Останешься жить.
– Хорошо! Я все расскажу… Только ты это… Штаны мне надень.
– Перебьешься! Тебе так идет. Или что, ты стесняешься? Давай, котик, рассказывай, не томи.
– Ну, тогда хоть вот это убери… – Он выразительно посмотрел на скалку.
Стелла опустила свое орудие мести. Соснянский молчал. Его трясло, он, кажется, плакал.
– Слушай, ты, урод! Или ты сейчас начнешь говорить, или я… – Стелла замахнулась скалкой.
– Нет, не надо!.. Мы не хотели ее убивать, правда! – заскулил Лев Соломонович. – Это все Гектор, дурак…
– Гектор – это кто? – уточнила Стелла мрачно, с ненавистью глядя на своего врага.
– Геркало Витек, он в комитете по имуществу работает. Взяточник хренов!..
– Это тот голубоглазый, улыбчивый? Это на его даче мы были?
– Да.
– А при чем здесь взятки?
– Так у него денег до черта! Он там такие взятки берет, что мама не горюй!..
– Ладно. Рассказывай дальше, гнида.
– Элеонора, ну, ты это… правда, штаны мне надень…
– Перебьешься! Что этот Витек сделал?
– Он вдруг к девчонке полез, когда мы на пруд приехали. А она это… не хотела…
– А он?
– Он сначала вроде как шуткой с ней, а потом, видать, распалился. А она не давалась… Ну, он ее силой… На землю завалил… Она царапалась, а он велел нам держать ей руки…
– И вы, мрази, держали. А он, значит, насиловал?
– Ну, мы того… выпили к тому времени… У нас коньяк с собой был. Сама понимаешь…
– Нет, этого я как раз не понимаю. Вам, уродам, что, мало баб, которые сами отдаются – и даром, и за деньги? С чего вдруг вы на сопливую девчонку запали? Вам, уродам, под сорок уже, а ей только восемнадцать стукнуло!