– Тогда еду к тебе...
Еще час спустя Владимир с Богоборцевым сидели в кафе, ели холодную телятину, салат из грибов с помидорами и разговаривали.
– ...А ничего сюжетец получился! Твои друзья с телевидения просто молодцы, – сказал Строгов. – Главное, в репортаже задали конкретный вопрос: кто и на каком основании начал строительство дач на землях, принадлежащих пока еще государству?
– Да, Артур был просто великолепен. Говорил коротко, четко, емко. Смелый парень, скажи? Если бы еще дело получило нужный резонанс! Чиновники могут репортаж просто проигнорировать.
– Будем надеяться... Кстати, тебе еще раз спасибо, что предупредил о приезде на хутор ментов. Я не стал дожидаться, когда они начнут прочесывать округу, сел в машину и смело рванул в город.
– Да, значит, машинку вы у Тамбовцева того... Заставили дяденьку понервничать? Представляю, как они там бегали!
– Ничего, им полезно брюшко протрясти. Пусть знают, что в каждый их приезд на хутор их ждут неприятности.
– Кстати, к вопросу о неприятностях... Слушай, Володь, у меня идея появилась... Ты говорил, что какой-то там следователь отказывается верить в мистику. А давай подошлем к Чиндяйкину древнюю бабушку-старушку! Она подойдет к нему, допустим, во всем черном и скажет: то место, где ты собрался строить себе дом, гиблое, там строить дома нельзя: беда, мол, будет, смерть тебе будет...
– Ну, ты даешь, Богоборцев! И где же мы возьмем такую старушку-веселушку?
– А ты знаешь бывшую артистку нашего городского театра Веронику Медяникову?
– Насмешил! Я и действующих-то артисток нашего городского театра не знаю, не говоря уже о бывших.
– Ты, что, Владимир, не ходишь в театр? А как же ты повышаешь свой культурный уровень?
– А чего его повышать, он у меня и так высокий.
– Понятно. Значит, так: бабушку-старушку я беру на себя. Ее роль сыграет Вероника Медяникова. Когда-то у них в театре случилась весьма некрасивая история... Впрочем, эта закулисная борьба артистов за роли, звания и регалии тебе неинтересна. Короче, года три назад Веронику Венедиктовну обвинили – ни много ни мало – в воровстве и подстрекательстве к убийству...
– Нехило!
– Да, представь себе. Доброе имя примы могло пострадать... И тогда я взялся разобраться в том деле и даже написал статью про все эти закулисные интриги. Одним словом, героиня моей статьи сохранила не только свою свободу, но и доброе имя, и лицо. Не в прямом смысле, конечно. Она так была мне благодарна! Давала мне контрамарки на свои спектакли, приглашала на свою дачу в Раздольное... Одним словом, она очень хорошо ко мне относится и даже сейчас, выйдя на пенсию, думаю, не откажется помочь мне и сыграет еще одну роль.
– Честно говоря, я не знаю, Валерий. Если ты считаешь, что это надо для дела...
– Во всяком случае, это не повредит. Хочешь, я прямо сейчас поговорю с ней?
Богоборцев достал мобильник и, набрав какой-то номер, приложил телефон к уху:
– Вероника Венедиктовна? Здравствуйте, это вас Богоборцев беспокоит. Как ваше драгоценное здоровье?.. Рад слышать... У меня по-всякому...
Владимир терпеливо ждал, когда Валерий закончит с артисткой обмен любезностями. Но вот наконец прозвучало его предложение бывшей приме сыграть еще одну роль. Богоборцев заверил, что, кроме нее, никто не сделает это так талантливо и так правдоподобно.
– Что за роль? Сейчас скажу... Вероника Венедиктовна, вы знаете некоего господина Чиндяйкина?.. Того самого, да... Ах, имели несчастье познакомиться лично!.. Что вы говорите? Нахамил? Ну, это на него похоже... Так вот, мы тут с коллегами хотим сделать ему маленький сюрприз, немного разыграть его... Да, да, пошутить... Как именно, я, если можно, расскажу вам при личной встрече... К вам на чай? Почту за честь!.. Сегодня? А не поздновато, Вероника Венедиктовна?.. Ах да, я забыл, что вы привыкли вести почти ночной образ жизни: позднее возвращение после спектакля, поздние ужины... Тогда еду! Лечу на крыльях!
Богоборцев убрал телефон в карман и повернулся к Владимиру:
– Где у нас в городе можно сейчас купить цветы?
Строгов подумал и посмотрел на часы.
– Есть один магазин в центре, до десяти работает. Если в темпе выпьем кофе, думаю, успеем!
– Ради такого дела обойдемся и без кофе! Тем более я то буду пить у Медяниковой чай.
– Тогда вперед! Я имею в виду на выход...
* * *
В эту ночь Владимир спал дома. Перед сном он еще раз попробовал набрать номер Лиды, но снова безрезультатно. Это уже переставало ему нравиться. Дав себе слово звонить ей каждые полчаса, пока она не ответит, он включил телевизор и лег на диван с пультом. Он «листал» каналы, ища что-то подходящее, и думал, что если бы Лида была сейчас рядом, то начала бы ворчать по поводу того, что он «сам ничего не смотрит и ей не дает». Вот и хорошо, что ее сейчас нет рядом, мелькнуло у него. Хоть в «ящик» потаращусь спокойно...
Он даже не заметил, как уснул с пультом в руке.
На следующее утро Володю разбудил звонок Богоборцева:
– Слушай, я сейчас еду к адвокату Пороховницкому. Хочешь со мной?
– Не откажусь.
– Тогда заезжай за мной минут через сорок. Сможешь?
– Если в пробке не застряну...
Не прошло и часа, как друзья заходили в роскошный кабинет адвоката. Тот сидел в кожаном кресле за большим полированным столом и, увидев входящих, поднялся им навстречу.
– Привет, Валерий!
– Здравствуй, Станислав. Это – мой друг Владимир. Он... принимает некоторое участие в деле старика Кучупова.
– Что ж, очень приятно.
Мужчины пожали друг другу руки, адвокат опустился в свое министерского вида кресло, а Владимир и Валерий сели на предложенные им стулья напротив огромного адвокатского стола, на котором стоял жидкокристаллический монитор и был идеальный порядок.
Сам адвокат, под стать своему кабинету, выглядел респектабельно: безукоризненная прическа, летний льняной костюм цвета слоновой кости, аромат дорогого парфюма.
– Чем порадуешь, законник? – Валерий, закинув ногу на ногу, посмотрел на хозяина кабинета.
– Хочу-таки поговорить за вашего дедушку-партизана. Так сказать, дать отчет о проделанной мною работе. Могу даже порадовать вас: вашего дедушку, думаю, скоро выпустят. Я вчера беседовал со следователем и с самим дедушкой... У них на него ничего нет.
– Зачем же они его арестовали?
– Не арестовали, а только задержали. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
– Дедушке до этой разницы, знаешь... Стас, ты пойми: старику семьдесят второй год, а он сидит в таком не подобающем для него месте. Ты давай как-нибудь его оттуда того...