– Антон! Не надо! Пожалуйста… – прорезал ночную тишину голос Ирки, заставив обоих мужчин остановиться. Молодая женщина была близка к истерике.
Антон отпустил Серегу, еле удержавшись, чтобы не пнуть ногой. Любовник сопел на полу, потирая руку, но угрожать и возмущаться больше не пытался.
– Прости, Ира, – пробормотал Антон. – Я просто хотел тебя защитить. И… в Интернете ролик увидел, как вас машина сбила. За Славика мне обидно, понимаешь!
Он вернулся в свою квартиру и попытался уснуть. Сон не шел, чем Антон больше думал, чем больше распалял себя, тем больше возбуждался мозг. Он не просто переживал за соседского мальчишку, к которому привязался, ему не просто было обидно за непутевую Ирку, его злила вообще ситуация на дорогах, которая в последние годы все усугублялась. Почему так много стало наездов на пешеходов и аварий? Почему он все чаще и чаще слышит, что все это происходит с участием не просто полицейских, а пьяных полицейских? И почему он совсем перестал слышать, что таких-то и таких-то уволили из органов, что они предстали перед судом и понесли заслуженное наказание? У нас в стране что, выборочная справедливость, выборочное правосудие?
Антон ворочался с боку на бок, тискал подушку, пытаясь подоткнуть ее под щеку, но сон все равно не шел. Зато в голову лезли всякие сравнения. Получалось, если задуматься, что у нас в стране есть каста неприкасаемых. И это не отдельные случаи, когда кому-то из них удается избежать суда и наказания. Нет! Они вообще неподсудны! А сколько случаев, когда просто не обращаются за помощью, не пишут заявлений в прокуратуры, в суды. Сколько беспредела, который творят люди в полицейских погонах. И ведь ничего и никого не боятся. Почему? Почему вот такие Славики и Ирки не могут спокойно ходить по своим улицам, почему люди должны вести себя в мирное время и в своем родном городе как на войне? Почему они должны все время оглядываться, бояться, что вот выскочит откуда-то машина и сомнет, размажет по асфальту? И ведь страшно еще потому, что никто отвечать за это не будет!
Уже утром, когда с тяжелой от бессонной ночи головой Антон готовил завтрак, он услышал, как диктор местного телевидения упомянул о том самом ночном происшествии, и очень удивился. Во-первых, названы были фамилии и должности двух полицейских, которые сбили Ирку и Славика. И при этом информация, что полицейские были в нетрезвом состоянии, опровергалась директором, правда, не очень убедительно. Да и не могла фраза «не подтвердилась информация» выглядеть убедительно.
Но больше всего Антона шокировал цинизм властей и органов дознания. То, что в отношении полицейских не возбуждено уголовное дело и они не признаны в результате проверки виновными, еще кое в какие «ворота лезло». Не лезло в них другое. «Добрые» дяди или тети из Следственного управления смилостивились и отказали в возбуждении уголовного дела в отношении самой Ирки. А просилась там статья «Причинение тяжких телесных повреждений по неосторожности».
– Значит, вот так, – раздраженно проговорил Антон вслух, нащупывая в кармане телефон. – Значит, облагодетельствовали. Это сколько же нужно иметь наглости, подлости и гнусности в душе, чтобы выставлять виновной мать пострадавшего ребенка. Сами же сбили и ее же виноватой сделали! Это как же люди должны жить в собственной стране, когда защиты от государства ни на грош!
– Что случилось? – Голос Быкова прозвучал, как всегда, с нотками недовольства.
– Алексей Алексеевич, у меня просьба к вам…
– А здороваться тебя не учили? – проворчал Быков, видимо, забыв, что сам он тоже приветствия проигнорировал.
– Извините, – буркнул Антон. – Просто я весь на нервах, злой как собака. У меня соседку с мальчиком машина сбила. Она-то ничего, а вот пацан в реанимации…
– Ты себе женщину завел? Ты спятил, что ли?
– Я…
– Да еще соседку! – Голос Быкова крепчал. – Мы тут разрабатываем меры безопасности, исхитряемся, чтобы ты по ночам мог спать спокойно, а он на соседку полез. Да еще с ребенком. У тебя на этой почве проблемы? Шлюху на улице сними, в гостиничный номер отвези, если зарплата позволяет… А еще лучше, зажми свои проблемы в кулак…
– Фу-у! Алексей Алексеевич! – возмутился Антон, поняв намек насчет кулака. – Что вы кричите? Все совсем не так!
Ему удалось сбивчиво рассказать Быкову о том, что за отношения сложились у него с соседкой и ее сынишкой. Однако ни рассказ, ни объяснения полковника не удовлетворили, потому что он понял, куда клонит его подчиненный.
– Так что ты от меня хочешь? – перебил он наконец Антона.
– Подробностей. Узнайте по своим каналам, как там все было на самом деле. Я ведь ролик в Интернете видел, там все яснее ясного. Там хорошо видно, что она шла на зеленый свет, а машина выскочила на красный. Не с потолка же в первые часы просквозила информация, что двое полицейских в машине были пьяными?
– Допустим, узнаю. И что? Ты собираешься этим делом заниматься или Сливой?
– Алексей Алексеевич…
– Я спрашиваю, каким образом ты собираешься распорядиться полученной от меня информацией? Рожу бить пойдешь, митинг соберешь под окнами Управления или рапорта писать станешь? Какова цель? Молчишь? У всякого действия или бездействия должна быть четкая цель. А если цели нет, тогда информация бессмысленна, как бессмысленны усилия на ее получение. У тебя есть задание. Сложное, важное задание! Ради него я тебя держу чуть ли не на нелегальном положении. И зачем тебе такой риск, зачем ты ставишь под удар работу десятков человек, которые обеспечивают твое внедрение, которые трудились над ним, собирали информацию? Ты не солнышко, и всех не обогреешь. Не надо хвататься за все, если всего сделать не можешь. И мне твою соседку и ее сына жалко, только какая от этого польза твоей работе? Никакой. Тогда заткнись и займись делом. Все, что могу, я и так делаю. Без твоих звонков и «наводок». Тоже мне, Зорро выискался!
Быков был, как всегда, прав. Как всегда и во всем. А Антон опять показал себя мальчишкой, сопливым зеленым опером с девичьей впечатлительностью и тонкой душевной организацией. Но при всем его уважении к начальнику, быть толстокожим, как Быков, он все равно не хотел. Обнаженный нерв, каким он стал много лет назад, когда человек в милицейской форме убил его мать, так и останется обнаженным. И относиться спокойно к преступлениям тех, кто носит полицейскую форму, он никогда не будет.Антон пришел в клинику только вечером. Слишком много в этот день у него было дел, и это даже хорошо. Хорошо, что вечер, а это значит, нет такого количества посетителей к больным, это значит, что большинство медицинского персонала уже ушло домой. Хорошо даже то, что Антон чувствовал себя уставшим.
Большой холл с пустыми лавками вдоль стен встретил Антона глухим эхом собственных шагов. Неприятная пустота, когда осознаешь, что сюда попадают больные люди, которых часто спасают от смерти. Гулкая пустота и смерть, и все рядом, в одних стенах, в одном замкнутом пространстве.
За следующей дверью Антон увидел за столиком молодую женщину. Первые врата, за которыми или ад, или рай.