Подняв трубку над телефоном, он повернул диск – как-будто бы рассеянно или случайно – и, удерживая повернутый диск карандашом, вдруг спросил, глядя мне прямо в глаза:
– А как ты Светлова получил? Тебе его Щелоков назначил?
Так вот зачем он пожаловал? И вот почему крутит этот диск и даже зажал его карандашом. Какая прелестная картина: Генеральный прокурор СССР боится, что телефоны его Прокуратуры прослушиваются КГБ, и в разговоре со своим следователем на всякий случай отключает телефон! И при этом мы оба делаем вид, что я не вижу этого жеста, не понимаю его значения.
Коротко, в нескольких словах я рассказываю историю с зятем Брежнева – Чурбановым, с бриллиантами и брошью, которую он взял, чтобы показать Галине. Генеральный слушал с явным удовольствием. Я даже удостоился похвалы:
– Молодец! И конечно, Щелоков против Чурбанова пойдет, и Светлова они теперь у тебя не заменят. Но имей в виду: и Щелоков, и Андропов будут очень рады, если мы НЕ найдем Белкина. Уж они разыграют эту карту! Поэтому кто-нибудь из них может тебе и вставить палку в колеса. Так что будь осторожен, не наломай дров. – И он опустил телефонный диск и сказал дежурную начальственную фразу, явно напоказ: – Я думаю, тебе ни к чему просиживать штаны в кабинете. Делом нужно заниматься, делом! Желаю успеха!
Он вышел, опустив плечи.
Я снимаю трубку, вслушиваюсь в зуммер, ничего особенного, зуммер как зуммер, да по зуммеру и не поймешь, конечно, прослушивается телефон или не прослушивается. Ладно, ну его к черту размышлять, нужно дело делать. Генеральный меня предупредил – это максимум, что он мог сделать. Светлов далеко, в Котласе, а вот Пшеничного нужно подстраховать, действительно. И я набираю номер начальника линейного отдела милиции Курской железной дороги. Телефон прямой, в кабинет, из служебного справочника руководящих работников МВД СССР. И ответ следует незамедлительно:
– Полковник Марьямов слушает.
– Здравствуйте, полковник. Это Шамраев из Союзной прокуратуры. Вы не знаете, где сейчас мой помощник следователь Пшеничный?
– В Подольске, товарищ Шамраев. Там штаб оперативной бригады, работающей по вашему делу. Наши люди мобилизованы с самого утра по всей линии до Серпухова. Все поднято на ноги, товарищ Шамраев!
– Хорошо, полковник. Вы не хотите туда прокатиться?
– Если нужно, я готов. Я в вашем распоряжении.
– Я заеду за вами через десять минут.
– Это же натуральное блядство, товарищ подполковник! Фактическое блядство! Посмотрите на этих ангелочков! Думаете, кто они? Студентки-комсомолки? Ничего подобного! Трехрублевые бляди!
Прямо с котласского аэродрома подполковник Светлов приехал в лагерь номер УУ-121 и, как кур в ощип, попал в скандал, происходивший в кабинете начальника лагеря майора Смагина. Пять юных девиц, от пятнадцати до восемнадцати лет, смазливых, с припухшими губками тесно сидели на диване и довольно бесстрашно выслушивали брань начальника лагеря. Были они не зэчки, а цивильные, вольные, студентки котласского профтехучилища.
– Ну, что мне с ними делать, товарищ подполковник? – говорил Светлову майор Смагин. – Представляете, что делают эти твари? Ночью у нас в зоне лесоповала, в тайге никого нет, никакой охраны, потому что все зеки в лагере. Так эти шлюхи с ночи прячутся там по всяким времянкам, шалашам и ждут. В шесть утра зону оцепляет охрана, а в семь привозят зеков и зеки приступают к работе – лес валят. А эти твари тоже приступают к работе, минетчицы сраные! Выучились же,… их мать, на французский манер зеков обслуживают, по сто человек в день пропускают! И с каждого по трешке дерут, комсомолки! Зек, может, месяц этот трояк собирает по копейке, а они в две минуты его отсасывают… Ну, что мне с ними делать, товарищ подполковник?
Светлов, сам утомленный ночным загулом, поспавший лишь пару часов в самолете «Москва – Котлас», прячет глаза и нетерпеливо пожимает плечами. Ему не до этих студенток. Все трое – майор Смагин, подполковник Светлов и заместитель начальника лагеря по режиму капитан Жариков, высокий желчный мужчина с прокуренными лошадиными зубами – все трое прекрасно понимают, что ничего с этими девицами сделать нельзя. Поскольку еще в 1936 году из уголовного кодекса изъяли и статью о наказании за проституцию (в СССР нет проституции!), этим пигалицам максимум что грозит – штраф 15 рублей за «нарушение общественного порядка». И девицы это тоже прекрасно знают, потому всю ругань майора выслушивают спокойно и угроз не боятся.
Наконец, майор Смагин выпроваживает девиц и, узнав о цели приезда Светлова, несколько меняется в лице:
– Акеев? Он на «химии», расконвоирован. Числится за спецкомендантом и работает сварщиком на строительстве химкомбината. А что с ним?
– Вы уверены, что он в Котласе? Где у вас спецкомендатура? И где этот химкомбинат?
– Я вам дам машину и провожу.
Но Светлов от сопровождения отказался, взял у майора машину и через весь Котлас помчался в спецкомендатуру. Там, минуя грудастую расконвоированную зэчку-секретаршу неполных двадцати лет с заголенными мини-юбкой ногами, Светлов напрямую прошел в кабинет спецкоменданта капитана Чабанова. И через несколько минут выяснилось, что хотя осужденный В.Н. Акеев числится на стройке сварщиком, главная его тут профессия – быть толкачом, добывать для стройки дефицитные материалы, запчасти, в связи с чем его постоянно посылают в командировки то в Архангельск, то в Киров, то в Москву. Кто же может быть лучшим толкачом, чем знаменитый спортсмен, бывший чемпион Европы?! Вот и сейчас главный инженер «Котласхимстройтреста» с ведома спецкомендатуры командировал Виктора Акеева в Москву, в Министерство промышленного строительства.
В бухгалтерии строительно-монтажного управления № 5 Управления «Котласхимстройтреста» Светлов потратил еще не меньше часа, чтобы снять копии со всех командировочных документов Виктора Акеева и установить таким образом сроки его пребывания в командировках. По этим срокам выходило, что Акеев больше живет в Москве, чем сидит в Котласе, и командировки ему часто продлевают прямо в Москве, в Министерстве. Так, в последнюю командировку он уехал еще в начале мая… Впрочем, главный инженер «Котласхимстройтреста» Коган был Акеевым доволен:
– Не знаю, какой он боксер или там сварщик, но мне бы таких штук пять толкачей – я бы комбинат раза в три быстрей построил. Он мне даже лимиты на арматуру в Госплане вышиб, вы представляете?!.
Покончив с бумагами, Светлов ринулся назад, в аэропорт – он едва успевал к последнему в этот день проходящему рейсу на Москву.
Как ни странно, в аэропорту Светлова ждал капитан Жариков. Светлов удивленно взглянул на него, Жариков сказал хмуро:
– Разрешите несколько слов, товарищ подполковник?
– Да, конечно.
– Я по поводу Виктора Акеева. В конторе лагеря разговаривать было нельзя, везде уши. А дело касается майора Смагина, начальника лагеря…