Журналист для Брежнева или смертельные игры | Страница: 9

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Но вот однажды на «горке» появился Генерал. Конечно, еще никто не знал его клички, просто подошел к ним какой-то старый хрыч (все, кто после сорока, были для них тогда старыми хрычами), так вот, подошел к ним старый хрыч, сказал, что он тренер по самбо и ищет ребят в детскую секцию. Осмотрев всех, он ни на ком конкретно не остановился, а увидев в руках у кого-то карты, предложил научить их игре в «секку». Ребята и до того играли на деньги – просто так, для забавы, максимальный выигрыш был тридцать-сорок копеек, но с появлением Генерала все стало медленно, но уверенно меняться: возросли ставки, игра становилась все азартней. Генерал сначала проигрывал – легко, весело он расставался с деньгами, за час игры он оставлял ребятам по восемь-десять рублей. Потом он уходил, ссылаясь на какие-то дела, а ребята продолжали играть на его деньги, отыгрывая их друг у друга. Назавтра выигравший появлялся в компании, хвастая новым ножичком или кубинской сигарой, купленной с выигрыша. Позже, через пару лет, когда Сашка стал одним из близких помощников Генерала и получил свою кличку – Шах, он понял, что все эти регулярные проигрыши Генерала по восемь-десять рублей в день, были началом точно рассчитанной психологической игры. Сначала Генерал приучил их к деньгам – не только их, обитателей этой пристанционной «горки», а и еще двадцать-тридцать таких «горок» во всех районах Баку. За день он проигрывал им, наверное, двести-триста рублей, но это длилось недолго. Приучив ребят к азартной «секке», он постепенно стал отыгрывать свои деньги, и скоро вся шпана, все эти семи-, восьми- и девятиклассники в самых разных концах города стали его должниками. При этом как-то само собой получилось так, что основными должниками стали самые крепкие ребята, лидеры групп, и хотя Генерал первое время и не требовал долг, но все равно ощущение долга родило зависимость, связывало руки и волю. А затем также ненавязчиво Генерал стал приучать их к наркотикам – приносил всякую «паль» и «дурь» – анашу.

Колоться морфием сначала боялись, только курили анашу, но потом, когда втянулись в анашу, а купить ее было не на что, Генерал стал приносить то фабричный морфий, то «чеки» с опиумом, и потихоньку втянулись, научились прокаливать ханку опиума на огне, – разводить новокаином или просто водой, пользоваться «баяном» – шприцем, и кололи себе в вены морфий и опиум, а после в скверике возле «горки» ловили кайф.

Так втянулись. Генерал не спешил, присматривался к ним, иногда, как бы шутя, показывал, как «мазать» часы или бритвой срезать карман с кошельком и другие воровские фокусы, но строго предупреждал, чтобы ни на какие дела не шли. Но остановить ребят было уже нельзя, им уже нужны были деньги не только для картежных игр или чтобы отдать долг Генералу или друг другу, но и для того, чтобы покупать анашу, опиум, морфий – тут никакая сила не может остановить пристрастившегося наркомана. Тем более подростка.

И тогда, будто под давлением, будто уступая из просьбам, Генерал разбил их по тройкам и стал обучать профессиональному воровству. При этом «за науку», за карточные долги они становились его пожизненными должниками, подручными, обязанными делиться с ним частью добычи. Месяц тренировал их Генерал, это был целый курс воровских наук, включающий теорию – «воровской закон» и ритуал посвящения, а затем весь город, все трамвайные маршруты были строго поделены между тройками, и таких «троек», по подсчетам Шаха, было в подчинении Генерала около тридцати. Практически на всех людных участках трамвайных маршрутов работали ребята Генерала. И это было веселое, живое дело – утром встретить своих приятелей на условленном углу, в первом же утреннем давильнике прошерудить два-три вагона, снять одну-другую пару часов или вытащить кошелек и – сразу к Драмтеатру, в центр города. Там, возле Русского драмтеатра, уже с утра торчал на своем посту Толик Хачмас, торговец анашой и опиумом.

Много, в запас ребята никогда не воровали, терпения не хватало, брали лишь бы хватило на один-два укола и две-три мастырки анаши. Так заядлый курильщик утром думает не о пачке сигарет на весь день, а об одной сигарете, одной затяжке. А что будет потом – неважно, когда кайф пройдет – время уже будет приближаться к обеду, в трамваях начнется второй, дневной давильник, и опять можно стибрить что-то на новую мастырку и так – до вечера. Только однажды они работали не ради денег и наркотиков, а для искусства, и тогда, действительно, каждый развернулся во всю свою профессиональную мощь. Дело было прошлым летом, во время футбольного матча «Нефтяник» – «Арарат». Практически этот матч должен был стать историческим сражением между Арменией и Азербайджаном, политической, культурной и национальной битвой, единственным легальным выражением старинной вражды азербайджанцев и армян. Не исключено, что в случае победы «Арарата» в городе могла начаться армянская резня, во всяком случае накануне матча в город ввели войска, и по улицам открыто ходили усиленные – по шесть человек – воинские патрули.

Ясно, что в день матча в трамваях, едущих на стадион и со стадиона, должен был произойти фантастический давильник, и было бы грех не воспользоваться этим. И вот Генерал по всему городу всем своим тридцати тройкам объявил конкурс – кто больше снимет в этот день часов. Как пишут в газетах, ребята восприняли этот призыв с воодушевлением и подъемом. Тем более, что победителям Генерал обещал уникальный приз – настоящий браунинг.

Подведение итогов было назначено на вечер, в 9.00 в Малаканском скверике – в самом центре города, и когда все собрались, каждая тройка стала выкладывать добычу на садовую скамейку. Кто снял 18 пар часов, кто – 23, кто – 27. Двадцать семь – это был итог работы группы Шаха, но первенство досталось не им, на две пары часов больше принес Ариф, по кличке Мосол, и Генерал действительно вручил ему маленький женский браунинг без патронов. «Ничего, – сказал тогда Мосол. – Был бы браунинг! Патроны найдутся!» А затем Генерал, тихо ухмыляясь, открыл свой чемоданчик и в общую кучу высыпал свою добычу – один, без подручных, он снял в тот день 69 часов! Вот это была работа!

Впрочем, сегодня с этим очкариком тоже все было сделано чисто, как на репетиции. В короткой, – может быть, секунд двадцать-тридцать, – потасовке Семен и Рафка плотно зажали очкарика, он с перепугу рванулся в глубину вагона, но рука с часами как бы случайно застряла у Рафки под локтем, очкарик стал выпрастывать ее, вырывать, и в этот момент Шах легким движением, ноготком расстегнул браслет. Больше не потребовалось ничего, очкарик сам вытащил руку из браслета, и часы, как созревший плод, упала Шаху в ладонь.

– Есть! – тихо сказал Шах Семену и ему же крикнул громко: – Ах ты, сука! – и дернул его с подножки, будто увлекая в драку. Следом спрыгнул с трамвая Рафка, и на глазах пассажиров удаляющегося трамвая Шах и Семен еще изображали «толковище» и драку, а Рафка их разнимал, но как только трамвай скрылся за поворотом, Шах достал из кармана только что снятые часы и все трое полюбовались добычей – настоящая японская «SEIKO». Если стать у комиссионки – в полчаса можно забить их за сотнягу, но они, конечно, стоять не будут, им срочно нужна анаша и опиум, и хотя Толик Хачмас даст за эту «Сейку» товару не больше чем на полсотни – ничего, лишь бы он был на месте, этот Толик, а то еще смоется куда-нибудь, время уже одиннадцать.