Билл включил радио. Радиостанция «10-10 WINS. Все новости – круглосуточно» бодро сообщила, что Канада выслала еще двух советских шпионов; советский лидер Андропов отверг новое предложение Рейгана о сокращении стратегического вооружения и увеличил снабжение Сирии тактическими ракетами «СС-21»; а в Южной Корее коммунисты совершили покушение на президента страны…
Под эти сводки с фронтов «холодной войны» Питер заворочался, почесал шею, спросил сонно:
– Который час?
Тут в глубине улицы, в темноте и ряби дождя, показались фары машины. Судя по ее скорости, водитель явно искал незнакомый адрес. Когда машина приблизилась и попала под свет уличного фонаря, Билл узнал машину Мэри Эллен Бикман, бывшей монашки, а ныне агента ФБР. Он посмотрел на часы. Было 2.55 пополуночи, это начинали съезжаться члены их бригады.
На их удачу через полчаса дождь прекратился, и к четырем утра все заняли свои места; после того, как супер по звонку Питера открыл им входную дверь, два человека поднялись на крышу, двое стали внизу под пожарной лестницей, еще двое остались при входе, а Питер, Билл, Дэнни Сэндрофф из эмиграционной службы и Мэри Бикман поднялись на пятый этаж, к двери квартиры 5-А. Питер и Билл вдвоем тащили тяжелую кувалду для вышибания дверей.
Супер на кувалду не обратил внимания, а вот, посмотрев на их мокрые следы на полу, сокрушенно покачал головой. Вот как рассказывает Питер Гриненко о дальнейших событиях:
– В четыре утра мы постучали в дверь, но ответа не было. Стучим снова и сильней, я кричу по-русски: «Откройте дверь, это полиция!» – никто не отвечает. Соседи выглянули из других дверей, увидели нас и снова закрылись. Я бью кулаком по двери и кричу: «Полиция, ФБР! Я знаю, что вы там, и я вышибу эту сраную дверь, если вы не откроете!» Но они не отвечают, хотя я чувствую, что там, за дверью, кто-то стоит. Ты, наверно, никогда не делал арестов, поэтому ты не знаешь это чувство – ты не видишь человека, но кожей чувствуешь, что он там. О'кей, и тогда я взял эту кувалду и шарахнул по двери так, что замок погнулся. И тут я слышу, как он там кричит на очень плохом английском:
– I open! I open!
Тогда я, не знаю почему, перевожу ему на русский:
– Открывай дверь!
А он мне тоже переводит себя на русский:
– Я открою! Я открою!
Но я уже погнул замок, и теперь он там возится и не может открыть. И тогда я опять бью этой штукой, и мы врываемся в дверь. И теперь я хочу, чтобы ты понял одну вещь. Когда ты делаешь такие вещи, когда ты вот так врываешься в дверь в темноте кого-то арестовать, ты никогда не знаешь, что тебя ждет. Может быть, это совсем не опасно, а может, в следующую секунду ты получишь пулю из-за двери. Поэтому ты держишь свой пистолет двумя руками, и твоя главная задача: закрыть всех. И, конечно, из-за этой опасности ты немножко возбужден, и ты кричишь, нет – ты орешь: «Замри! Ты арестован! Всем лечь липом вниз!»
Но этот Бакро, который открывал дверь, вместо того, чтобы лечь на пол, хватает руками штаны своей пижамы, спускает их и показывает мне шрам у себя в паху и кричит:
– У меня шов! Я имел операцию!
А я кричу ему по-русски:
– Мне насрать на твою операцию! Ложись на диван лицом вниз!
Короче, мы надели им наручники – Бакро и еще одной молодой женщине, его дочке, которая была там с ним. И только после этого мы оглядели эту квартиру, и мы не поверили своим глазам! Конечно, мы знали, что у них должны быть ворованные вещи, которые они продают русским эмигрантам за полцены. Но это были не просто какие-то ворованные вещи. Это было как настоящие «Гуччи» и «Лорд и Тейлор» – вмеcте. Там вдоль стен стояли стойки с одеждой из лучших магазинов и с магазинными ценниками. Там были полки с ювелирными изделиями и тоже с магазинными ценниками. И там были меха, золотые часы, ковры, серебряная посуда, хрусталь и очень дорогие сувениры. И там была бронзовая ручка с бриллиантовым кольцом на наконечнике. Я снял это кольцо, и тут эта цыганка, арестованная, подбегает ко мне и говорит: «Это мое кольцо!» Я говорю: «Do you speak English?» Она говорит: «No!» Я говорю по-русски: «А как тебя звать?» Она говорит: «Мария». «А почему тут на кольце написано по-английски: «То Joan with love. John»?» Она говорит: «Это мне мой американский друг дал!» Я говорю: «Конечно!…»
И тут, в тот момент, когда я с ней разговаривал, а все остальные разошлись по другим комнатам, где тоже было как в магазине, я вдруг слышу ужасный крик Мэри Бикман из спальни. Я бегу туда с пистолетом и, когда врываюсь, вижу: Мэри стоит над диваном-софой, над горой подушек, и орет от ужаса, а под этими подушками в диване лежит голая Граппа, жена Бакро, – цыганка килограммов на двести. Как она туда втиснулась – непонятно, все тело выпирало из ящика, как тесто, и выглядело, как монстр.
Короче говоря, там было столько ворованных вещей, что мы не могли их забрать в своих машинах, а должны были арендовать еще пять «вэнов». И потом, когда специалисты подсчитали, оказалось, что мы изъяли вещей на 5,5 миллиона долларов. Но это было только начало – одно из первых дел, или, как говорят русские, zakuska к делу Натана Родина, Давида Шмеля, Сэма Лисицкого и его партнеров по ювелирному бизнесу».
Мендель Асаф знал, что он уже стар и что пора закрывать свой бизнес и уходить на покой. Сколько лет они с женой мечтали уехать на старости лет из Нью-Йорка во Флориду, купить скромный домик в Порт-Шарлоте или, еще лучше, в Форт-Лодердейле, как это делают все их соседи-сверстники в Форест-Хилле. Они и денег скопили на дом, ну если не на дом, то на кондоминиум – 72 тысячи долларов. Конечно, это не так много, другие куда больше сколачивают, но что вы хотите от хозяина маленького скобяного магазина, когда то эта ужасная картеровская рецессия, а то – странная рейганомика, над которой смеются все газеты. И хотя Рейган обещает, что вот-вот начнется подъем, но пока… пока никто ничего не строит, а если люди не строят дома, то какой может быть доход у скобяного магазина?
Ладно, они бы уехали во Флориду и с этими деньгами. В конце концов, когда такая рецессия, то самое время покупать дом или кондо. Но год назад жена стала жаловаться на боли в груди и три месяца назад, 8 августа, пошла наконец к врачу, а врач сделал рентген и позвонил Менделю в магазин – из Квинса на Лонг-Айленд позвонил: «Мистер Асаф, вы не могли бы зайти ко мне завтра утром?» Короче – рак. И хотя у них есть медицинская страховка, но, конечно, не стопроцентная, кто может платить пять тысяч в год за стопроцентную страховку? Иными словами, о какой Флориде теперь говорить, когда дай Бог, чтобы этих сбережений хватило на операцию, лекарства и врачей!
Поэтому Мендель Асаф не закрывал свой бизнес, а, как говорил когда-то по-русски его отец, «tianul liamku» – тянул лямку в надежде, что, может быть, и вправду люди вот-вот начнут строить новые дома и обновлять старые и он сможет-таки заработать еще пару долларов. Конечно, ездить из Квинса аж на Лонг-Айленд во Франклин-сквер и сидеть там целый день в магазине, где пахнет краской, клеем, пластиком и прочей химией, – небольшое удовольствие. Но с недавних пор на Франклин-сквер явно намечается какое-то оживление, Мендель Асаф чуял это своим старым еврейским носом. Во-первых, недалеко от его скобяного магазина на Хемпстед Тэнпайк открылся новый ювелирный магазин «Milano Jeweller's» («Миланские ювелиры»), а когда люди начинают открывать ювелирные магазины, то это первый признак подъема, правильно? К тому же хозяином «Milano Jeweller's» оказался совсем не итальянец, как может показаться из названия, а приятный, молодой и энергичный русский эмигрант, с которым Мендель познакомился в ланченете и с которым они теперь каждый день болтают за ленчем о том о сем – о медицине, политике, рейганомике и, конечно, о России, откуда родители увезли Менделя в 1920 году, когда ему было восемь лет.