— Вот поносите пока мои… — говорила я. — У нас с вами один размер. А то я ваши так уделала кофе… Завтра по дороге на работу я занесу их в химчистку, может, они отчистят…
Это была поклевка, брошенная наобум. Тот, кто нас слушал, должен был понять, что ее туфли останутся у меня…
— Да при чем тут туфли! — нетерпеливо отмахнулась Горячева. — Я спрашиваю: вы принимаете мое предложение или нет? — И не выдержала, крикнула мне в лицо: — Да или нет?
— Я хочу подумать до завтра, — ответила я буднично, словно речь все еще шла о туфлях, а не о жизни ее и мужа. — Не сердитесь, Лариса Максимовна. Понимаете, это все так неожиданно, что…
Но Горячева уже вскочила и шагнула к двери.
— Дура! — крикнула она мне с порога. — Я тебе, как родной дочери, доверилась! А ты… Дура! Все вы так! Сволочи! Трусы! — И, яростно хлопнув дверью, вышла.
Ее, а точнее, мои каблуки громко процокали по лестнице, а затем — под моим окном. Я высунулась в окно, чтобы окинуть взглядом окрестность. Лариса быстро шагала по тротуару. Братья-палестинцы Василь и Руслан мирно играли на тротуаре — резали на части мохнатую гусеницу. Лариса переступила через них и пошла дальше. На углу Карла Либкнехта стояла худющая, как собака, свинья Розка и, загораживая Ларисе дорогу, с громким чавканьем жевала опавшие каштаны. Но Горячева и тут не свернула с пути. Даже не замедлив шага, она так пнула свинью ногой, что Розка, трусливо хрюкнув, отскочила в сторону…
А я еще раз оглядела сверху свою тихую улицу. В тени желтеющих тополей и каштанов стояли белые, мазанные известкой хаты с дворами — огородами и яблоневыми садами. Где-то за этой рыже-осенней зеленью прятались те, кому я сейчас очень нужна. Я не видела их, но поздравила себя. По моим подсчетам, у меня было не так уж много времени для того, чтобы приготовиться к очередному стуку в дверь.
17.12
Они пришли через двадцать семь минут. Честно говоря, я ждала их раньше, но, наверное, у них были осложнения на пути Ларисы к аэропорту. Не исключено, что по дороге туда она пнула ногой не только свинью Розку…
Однако и я не теряла времени зря! За эти двадцать семь минут я не только спешно расставила по местам свою нехитрую мебель, но и, быстро умывшись, переоделась в свой парадный милицейский мундир, подпоясалась ремнем с кобурой, в которой лежал мой «ПМ» — пистолет Макарова, и самым тщательным образом навела марафет на лице — даже польские тени для век употребила, что делаю только в исключительных случаях, французская и финская косметика исчезли из продажи уже лет восемь назад, а теперь и польские тени для век стали появляться все реже — наверное, из-за «Солидарности».
Конечно, я понимала, что, занимаясь марафетом, я окончательно теряю нитки «мохер», но черт с ними, с этими нитками. Мне теперь не до мохера! Ни за что ни про что, вдруг, как подарок с неба, как выигрышный лотерейный билет, я получила редкий, да что там редкий — единственный в жизни шанс выскочить из этой украинской провинции, из ежедневной рутины разбора пьяных драк в очередях, охоты за подпольными абортами, самогонщиками, проститутками, наперсточниками, жуликами-кооперативщиками и прочим быдлом. А кроме этого шанса…
«Господи, Анька, только не загадывай!» — твердила я себе, лихорадочно вертясь перед маленьким зеркальцем, стоявшим на комоде. Но в глубине души я, конечно, загадывала и не меньше как на молодого московского принца с погонами полковника КГБ. Почему я считала, что за Ларисой следит именно КГБ — не знаю. Наверное, потому, что она сама назвала их своими врагами номер один. «Что ж, — думала я, — при любом раскладе — раз они разрешили Ларисе приехать ко мне и не мешали ей исповедаться в моей комнатухе, значит, у них будет какое-то предложение, и я могу себе представить какое… Но уж я поторгуюсь, уж я не продам себя задешево! А может быть, и вообще не продам — это мы еще посмотрим по обстоятельствам!»
Конечно, горячевская перестройка не прибавила мне зарплаты, а гласность нам, милиции, вообще поперек горла. Но, с другой стороны, если сорвать покушение и получить за это работу и квартиру в Москве, то я с удовольствием буду за перестройку — перестраивать других очень приятно, нет разве?..
Во всех случаях — я не упущу свой шанс! Где ты, мой принц с погонами полковника? Это Лариса поймала свой шанс и выжала из него все — даже покупает себе в Париже бриллианты за государственный счет! А теперь и я не упущу свой шанс, и никаких, пожалуйста, сантиментов, старлей Ковина! Первым делом — вырваться из этой украинской дыры! Там, в Москве, кипит жизнь, там мужчины, фестивали, театры и рестораны, а здесь — тоска! Сонное свиное царство, хлебающее самогон. Что касается мужчин, то с тех пор, как Петр Первый разбил здесь шведов, настоящие мужчины в Полтаве не появлялись — ну разве что африканцы и палестинцы в летном училище. Но меня эти арабы не интересуют, хотя я, конечно, за дружбу народов. Просто мне не понятно, почему мы все время выбираем в друзья не французов или красавцев шведов, а каких-то чучмеков. Короче, откровенно сказать, в постели я, наверное, расистка. Но и братья-славяне, то есть местные полтавские мужики — Господи! Выжрать бутыль самогона и закусить чесночной колбасой с галушками — вот романтические мечтания нынешнего полтавского мужчины. Так можно ли встретить отца своего ребенка среди этого сорта мужчин!..
Короче, ожидание резкого поворота личной судьбы кипятило мне кровь и красило горизонт золотой перспективой…
А сквозь окно, черт знает откуда — снизу от Оксаны, сбоку от Гринько или от соседей напротив, — влетал радиоголос:
«В еженедельнике „Московские новости“ историк Рой Медведев рассказывает, что в январе 1976 года кремлевским врачам с большим трудом удалось вывести Брежнева из состояния клинической смерти и с тех пор генсек постоянно находился в сенильном состоянии, с трудом осознавая происходящее вокруг. В еженедельнике „Аргументы и факты“ сообщается о дефиците советского государственного бюджета и о том, что 20 процентов советского населения живут ниже уровня бедности…»
Рехнуться можно, честное слово! С тех пор как началась гласность и наши перестали глушить «голоса из-за бугра», все слушают всё и все говорят про всё, и уже не поймешь, где «вражеские голоса», а где Московское радио… Но звук притормаживающей машины за углом я выдержала геройски, как Зоя Космодемьянская, — даже не сделала шага к окну. Пусть они не думают, что я жду их с таким уж трепетом!
Вот хлопнула дверца машины — интересно, это «Волга» или «Чайка»?
А вот и мужские шаги по лестнице. Легкие, быстрые шаги…
Я села на стул.
Кто-то быстро (но не бегом) поднялся по лестнице, остановился у моей двери и, даже не потратив секунды на то, чтобы прислушаться, постучал…
— Открыто! — крикнула я чуть громче, чем собиралась. И встала, хотя задумала встретить Его сидя.
Он толкнул дверь.
Господи, почему мы всегда получаем крайнюю противоположность того, о чем мечтаем?! Ну, я понимаю, что выполнить все наши мечтания не может даже Всемогущий, но не нужно все! Хотя бы частично…