Минут через десять начался дождь, а потом нас остановил окрик: «Стой, кто идет?» Зина назвала пароль — «Отчизна», и мы прошли по тропе дальше — мимо постовых, которых я так нигде и не разглядела. Я была все в том же своем (то есть в гольдинском) парадном кителе и туфлях, которые быстро промокли. Впрочем, этой американке Грилл, если бы она была в сознании, было бы еще холодней — на ней были лишь какая-то легкая кофточка и юбка…
Мы шли через лес на север, а дождь все припускал, и когда я уже вконец промокла, а с носилок, на которых лежала американка, вода полила просто ручьем, в этот момент совсем рядом, сбоку, что-то зашевелилось, и в склоне холма открылся не то лаз, не то дверь, замаскированная ветками.
— Кафе «Подснежник» работает! Сюда, девушки! — услышала я веселый голос.
И увидела в двери лаза Николая Чарыто. Он приветливо улыбался…
Это оказался подземный, в бункере, штаб танкового полка. Однако, кроме офицеров-танкистов, здесь было и много моих знакомых — капитан Белоконь, майор Захаров и капитан Притульский, доктор исторических наук Окулов, чернорубашечник Булкин и еще какие-то полузнакомые лица, которые мелькали в МУРе, в гостинице «Пекин» и на собрании «Памяти» в рабочем общежитии. На стене висели карты Москвы и Московской области с красными стрелками, направленными в разные стороны. Под картой, у раций, телефонов, радаров и мониторов, сидели офицеры. На мониторах было видно Киевское шоссе, по нему шел поток машин. В центре комнаты стоял стол с расстеленной на нем картой, за этим столом сидели и стояли командир полка — рыжеусый, лет сорока, веснушчатый крепыш с зелеными глазами и другие высшие офицеры.
Зина за руку поздоровалась с Окуловым, с рыжим полковником — командиром полка и еще с кем-то. Белоконь налил ей что-то из фляги в походную алюминиевую кружку и вопросительно показал на меня глазами.
— Можно и ей, она теперь наша… — милостиво сказала Зина и спросила: — А ты неровно к ней дышишь?
— Ну… — покраснел Белоконь.
— Я ее не трогала, не бойся. Она сама раскололась. Но вы подумайте, товарищи! — обратилась она ко всем. — Сибирская гадалка установила связь с американской! Причем американка по-русски ни в зуб ногой, а наша сибирская по-английски — тем более! А говорят, что телепатия — мистика! — Она залпом выпила полкружки, сделала выдох, пахнущий самогоном, и спросила у Окулова: — Что слышно?
— Через час выступаем, — улыбнулся Окулов. — Он уже летит.
— Отлично! Я хочу быть в головном танке…
— Ну, это не от меня зависит. — И Окулов кивнул на командира полка.
Но полковник был занят. С офицерами штаба он что-то негромко обсуждал над картой. Зина не решилась к нему подойти, сказала капитану Притульскому: «Я промокла. Тут найдется во что переодеться?» — и ее тут же увели в глубь бункера переодеваться. А Белоконь подошел ко мне с флягой и алюминиевой кружкой. Он налил из фляги в кружку, протянул мне и сказал:
— Чистый спирт. Привыкайте. Даже когда мы отменим эту идиотскую антиалкогольную кампанию, народ еще долго будет гнать этот самогон — это дешевле и чище. И вообще, давайте мириться, Аня. Видит Бог, я не хотел вам зла. Вы убедились в этом?
Я молча выпила спирт одним глотком, как учили меня, когда я работала в Заполярье. Приятный жар пробежал к желудку, и я сказала хрипло:
— Дайте закурить…
— К сожалению, здесь не курят, — ответил он. — Но если очень хотите, можем выйти на улицу.
Я кивнула и пошла за ним.
Курилка была под навесом из густых сосновых веток, по которым шуршал дождь. Кроме нас — меня и Белоконя — здесь было еще несколько офицеров, они нервно курили и не разговаривали друг с другом. Только каждую минуту поглядывали на свои ручные часы.
Белоконь тоже глянул на часы, жадно затянулся, потом спросил, делая вид, что не смотрит в мою сторону:
— Скажите, Аня, вы замужем?
«Так, — подумала я, — интересно! Неужели он собирается сделать мне предложение? В такой момент!»
— Вообще-то нет, — сказала я. — А что?
— Ладно… — сказал он. — Отложим этот разговор… — И опять посмотрел на часы.
— А что будет через час? — спросила я.
— Не через час, а уже через сорок семь минут, — сказал он. — Гм… Думаю, что теперь могу вам сказать… Это танковый полк Девятого управления КГБ, он охраняет правительственную трассу из аэропорта в город. Кстати, когда вы с Ларисой ехали в аэропорт встречать Горячева из отпуска, именно этот полк вас охранял. И сейчас по всему Киевскому шоссе тоже стоят посты охраны, потому что все Политбюро в полном составе вот-вот поедет в аэропорт встречать Горячева. Через сорок минут его самолет приземлится. Шесть минут на рулежку, а потом… Ровно в 15.15 мы перекрываем Киевское шоссе и берем все Политбюро прямо на летном поле при встрече Горячева. И ставим ультиматум: Горячев уходит в отставку. Политбюро избирает нового генсека. Вот и все.
— А вы не боитесь, что после этого Горячев сразу станет национальным героем, как Ельцин или Дубчек?
Белоконь посмотрел на меня с такой оторопью, как будто увидел впервые, и сказал:
— Слушайте, а вы действительно умная баба!
— Вы мне это и раньше говорили…
— Ну, тогда я так, просто… — Он усмехнулся. — Ладно, я вам скажу. Это тоже продумано. На Горячева у нас есть компромат еще со времен его работы в Ставрополе. Или вы думаете, что такую карьеру в партии можно сделать чистыми руками? И как только мы это опубликуем…
— Понятно. Кто же вместо него?
— Это не военный переворот, Аня, — терпеливо сказал Белоконь. — И не заговор Лигачева или Чебрикова, как считает Лариса. Это патриотическое движение всего среднего эшелона власти. Понимаете… — Он замялся, а потом словно преодолел себя: — Мне не хотелось об этом говорить, но — ладно, скажу. Я… я знаю, что вы увлечены этим Сашей Чижевским. И соответственно — всякими демократическими идеями. Потому что это звучит красиво — демократия, плюрализм, многопартийная система! Но беда в том, что все эти красивые идеи на деле толкают Россию к распаду. А мы… Да, про нас говорят, что мы реакционеры и шовинисты, мы знаем. Но мы хотим удержать страну на краю пропасти. Мы хотим спасти родину от гражданской войны и распада. Пусть не навсегда, пусть на тридцать, на двадцать лет! А потом будет видно. Двадцать лет — это тоже немало. А кого они выберут вместо Горячева — Лигачева, Чебрикова или Рыжкова — какая разница? Любой из них будет знать, кто его поставил у власти и зачем. А если и этот не справится, мы вызовем Громова из Афганистана. Родину нужно спасать, понимаете?
Я поняла. У генерала Громова, командующего нашими войсками в Афганистане, конечно, есть опыт наведения порядка.
— Кстати, именно об этом я хотел поговорить с вами на Киевском вокзале… — сказал Белоконь.
— А что будет со мной? — спросила я.
— Ну… Это будет зависеть… — Он посмотрел мне в глаза своими красивыми синими глазами и уклончиво повел головой.