Сельское кладбище, свежая могила с крестом, хохочущий Долгов на приколотом к кресту снимке.
Фотографии с места убийства – окровавленный Долгов с пробитой головой, тот же Долгов в черном костюме на празднике в Парке имени Горького через месяц после смерти...
Потом Катя... Она изменилась, черный свитерок ей идет, она в нем стройнее, моложе... Похудела за это время...
Михась позвонил по мобильному... Он знает мой мобильный? Откуда? Знает, что я Епихин? И это ему известно? Откуда?
Милиция, сержант... Он первым был на месте убийства... У него в шкафу окровавленный пиджак с тремя дырками в спине – вещественное доказательство... Пиджак долговский, Епихин его узнал...
А как понимать старуху в гробу на катафалке? Вроде хохма, но пиджак!
Следующее, что помнил Епихин, – он сидит в пивнушке у Фатимы, а перед ним пустая кружка.
– Я чувствую, вам не помешает третья! – весело сказала Фатима, унося пустую кружку.
– Третья? – удивился Епихин. – А две я уже выпил?
– Во единый дух! – рассмеялась Фатима.
– Ну что ж, третья, так третья... Где наша не пропадала.
И тут он услышал смех в углу, опять какой-то глумливый, надсадный, с хрипотцой – так смеются не над анекдотом, не над забавной историей, так злорадно можно смеяться только над кем-то.
Епихин оглянулся.
В углу сидели Михась и Алик. На него не смотрели, оба были заняты друг другом, и перед каждым стояла полная кружка пива.
Убирать надо обоих – неожиданно пришла Епихину спасительная мысль. Знает Михась мой телефон или не знает, значения это уже не имеет. Надо убирать обоих. Назначить встречу где-нибудь в укромном месте, якобы для того чтобы вручить деньги, за деньгами они придут, никуда не денутся. За деньгами придут куда угодно... У меня просто нет другого выхода... Я, похоже, слегка тронулся умом, но эта мысль вполне здравая, хорошая мысль, правильная. Пистолет, правда, у них остался... Ничего, Жанна выручит. А впрочем, можно поступить иначе... Пусть вернут пистолет так же, как и получили – через камеру хранения. Если вернут, – тут же усомнился Епихин. Но эти рассуждения ему понравились, он почувствовал под ногами твердую почву здравости и понимания.
Фатима поставила перед ним пиво и молча отошла к стойке, хотя обычно всегда находила словечко, которое если и не радовало клиента, то хотя бы давало ощущение, что его видят, чествуют, любят. Но, столкнувшись с отрешенным взглядом Епихина, Фатима не решилась ничего произнести.
За спиной у Епихина опять раздался надсадный хриплый хохот, Михась с Аликом никогда так себя не вели. Может, они были не слишком воспитанны, образованны, но правила приличия у Фатимы всегда соблюдали. И сейчас вот, оглянувшись на их хохот, Фатима вскинула кавказские свои брови, обвела посетителей недоуменным взглядом. Дескать, что это с ними сегодня?
И подошла к Михасю с Аликом.
– Ребята... Кроме вас, здесь никого не слышно... Что-нибудь случилось?
– Все, все, все! – Михась закрыл рот ладонями, давая понять, что его уже больше никто не услышит. Алик сложил руки на груди и покорно склонил голову.
И тут Епихин вспомнил, что его ждет следователь. Правда, встречу он назначил на утро, а сейчас далеко за полдень, но Епихин решил не откладывать и отправиться по вызову немедленно.
В этот момент зазвонил мобильник в его кармане.
– Анпилогов беспокоит, – произнес следователь вместо приветствия. – Мы вроде бы того, что договаривались повидаться, Валентин Евгеньевич? С вами ничего не случилось?
– Если я начну рассказывать обо всем, что со мной случилось и продолжает случаться, уважаемый Иван Иванович... То разговор у нас с вами получится не на одну бутылку, – слова Епихин произносил более свободно, нежели этого требовалось, в его голосе прозвучала даже некоторая развязность, и Анпилогов это услышал.
– Простите... вы трезвы? – спросил он.
– Я подумал, что немного пива не помешает нашей беседе, а, Иван Иванович?
– Надеюсь.
– А я даже уверен, – усмехнулся Епихин, – после третьей кружки он уже начал забывать об утреннем катафалке.
– Я жду вас, Валентин Евгеньевич.
– Мчусь! Буду минут через сорок-пятьдесят... Пробки, знаете ли... А общественный транспорт непредсказуем.
– До скорой встречи, – и Анпилогов отключил связь.
Епихин подошел к стойке, расплатился с Фатимой и не слишком уверенной походкой направился к выходу. У самой двери он пошатнулся, но, ухватившись за косяк двери, на ногах все-таки удержался. И опять услышал за спиной тот же смех. Постоял, не оборачиваясь, но решил все-таки уйти, не выясняя отношений. Поднялся наверх, вышел на Ленинградский проспект, дождался троллейбуса, а когда вошел в следственный отдел, то увидел, что возле двери с табличкой «И.И. Анпилогов» сидят Михась и Алик.
Оба в наручниках.
Напротив них стоял конвоир с коротким автоматом.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Епихин и постучал в табличку.
– Открыто! – раздался из-за двери веселый голос.
Епихин вошел.
И первое, что увидел, – неестественно белые острые зубы следователя, точно такие же он видел сегодня у старухи, которая выглядывала из гроба.
– Там у вас в коридоре ребята в наручниках сидят, – зачем-то сказал Епихин.
– А! – небрежно махнул рукой Анпилогов. – Они каждый день приходят. Посидят-посидят и исчезают.
– Как? – не понял Епихин. – Сами по себе исчезают?
– И появляются, и исчезают сами по себе... Все хотят какие-то чистосердечные показания дать...
– Дают?
– Говорю же – исчезают.
Епихин некоторое время молча, исподлобья смотрел на следователя, потом подошел к двери и выглянул наружу – коридор был пуст. Не было и конвоира. Он снова вернулся и сел у стола.
– Исчезли? – весело спросил Анпилогов.
– Исчезли.
– Вот так каждый день.
– Но ведь это как-то должно объясняться, – неуверенно проговорил Епихин.
– Нет этому объяснения, – уверенно сказал Анпилогов. – Нет, и все тут. В мире много необъяснимого, но чтобы не будоражить народы, правительства не публикуют этих сведений. И правильно. Зачем, когда есть жилищная проблема, загрязнения среды, беспризорность... Какие покойники, какие кладбища... Пусть они там сами решают свои проблемы, хватает забот и без них.
– Кто решает? Где – там? – оцепенело спросил Епихин.
– Ладно, оставим это. У нас есть о чем поговорить. Как вы, наверно, догадываетесь, убит ваш директор...
– Почему догадываюсь? – Епихин нервно передернул плечами. – Я знаю об этом.
– Тем более! – с подъемом воскликнул Анпилогов. – Тем более!