– Простите, – Лариса поднялась.
– Сидите. Когда подойдет машина, я увижу ее в окно. А вот и она… Ни о чем не беспокойтесь – у генерала Колова мертвая хватка. Если Голдобов действительно в чем-то виноват, от наказания ему не уйти – можете мне поверить. Пойдемте, я вас провожу, а то у нас в коридоре иногда собирается странная публика.
Убедившись, что Лариса села в «Волгу», Анцыферов почти бегом вернулся в свой кабинет и тут же набрал номер Колова.
– Она отъехала, – сказал он, запыхавшись.
– Тогда объясни, что произошло… Как понимать? Ведь по закону я не должен вмешиваться.
– Должен. В исключительных случаях не возбраняется начальнику милиции выслушать заявление гражданки, которая сообщает об организованном убийстве. Поверь прокурору – здесь все в порядке.
– Она…
– Слушай и не перебивай. Она открытым текстом шпарит, что организатор убийства – Голдобов.
– Кто еще знает о ее визите к тебе?
– Никто… Хотя нет… Пафнутьев.
– Опять Пафнутьев! Где ты его выкопал? Ведь была договоренность!
– Кто знал, что этот сонный тюлень проснется!
– Отстраняй. Возьми и отстрани от дела, как неоправдавшего.
– Придется так и сделать. Но это завтра. Я отправил ее к тебе только для того, чтобы исключить вмешательство Пафнутьева. Понял? Нет у меня документов, нет заявления, нет заявителя. И Пафнутьев с носом.
– Похоже, ты его опасаешься, Анцышка?
– Подожди… Он не все мне говорит, но, кажется, взял след.
– Не может быть!
– Взял.
– Илья знает?
– Боюсь, что нет.
– Надо сказать.
– А стоит ли?
– Но что-то делать необходимо, – медленно проговорил Колов. – А если поступить просто?
– Слишком часто последнее время мы поступаем просто.
– Разберусь, – сказал Колов и положил трубку.
* * *
Анцыферов заглянул в кабинет следователей и, увидев дремавшего за столом Пафнутьева, подождал, пока тот заметит его. И поманил пальцем. Зайди, дескать. Когда Пафнутьев зашел к прокурору, тот сидел за столом, положив руки на свободную полированную поверхность. Руки отражались, двоились, и казалось, что у него их гораздо больше, чем две. Пафнутьев закрыл дверь, прошел к столу и плотно сел, словно готовясь к длинному и тяжелому разговору.
– Как успехи, Паша?
– Ничего. Потихоньку.
– Так… Я только что разговаривал с Коловым.
– Да? И как он? Здоров? Весел?
– Получил взбучку от Первого. А я взбучку иду получать завтра.
– За что, если не секрет?
– Плохо расследуем дела.
– Какие? – поинтересовался Пафнутьев.
– Перестань, Паша, притворяться кретином. Сам знаешь какие. То самое дело, в котором ты барахтаешься, как щенок в луже! Ты это хотел услышать? Получай. Единственное, что могу завтра сказать на ковре, это об отстранении тебя от дела и передаче расследования другому, более опытному.
– Я отстранен? – тихо спросил Пафнутьев.
– Да. Я вынужден это сделать. Передашь дела Дубовику. У меня все. Можешь идти.
– Круто.
– Пойми, Паша, и ты меня… Мне некуда деваться. Нечего положить на стол. У тебя пропадают документы, фотографии, ты не можешь дать задания операм, которые тебе выделены? Это кошмар какой-то! Иду сегодня на работу, а они сидят на скамейке и щелкают семечки. Где Пафнутьев? – спрашиваю. Пожимают плечами. Я прихожу…
– Остановись, – обронил Пафнутьев.
– Что? – не понял Анцыферов.
– Я просил тебя остановиться. Если хочешь, могу попросить заткнуться.
– Послушайте, Пафнутьев!
– Заткнись. И слушай. Убийцу я знаю. Сегодня с ним разговаривал. В своем кабинете.
– И не задержал?!
– Леонард, заткнись и слушай. Хватит кривляться. Убийцу я знаю. Знаю, почему именно мне поручено расследование, за что хочешь отстранить меня от дела. Я много чего знаю, Леонард. Почему ты вытолкал меня, когда здесь была Похомова? Почему не показал документы, которые она принесла? Почему поспешил отправить ее до того, как я смог задать пару вопросов? На кого работаешь, Леонард?
– Продолжай.
– Продолжу. Не надо меня отстранять от дела. Хотя, возможно, кое-кому ты уже пообещал это сделать. Объясни как-нибудь… Ты сумеешь. Скажи, что сделаешь завтра, послезавтра… Мне нужно еще несколько дней.
Анцыферов подошел к окну, принял красивую и озабоченную позу, постоял, ожидая пока Пафнутьев посмотрит на него, увидит, как он хорош и как печален у золотистой шторы на фоне зелени, освещенной вечерним солнцем.
– Ты сказал, что знаешь убийцу?
– Знаю.
– Почему отпустил?
– Зачем он мне? Кроме него есть другие, более значительные фигуры. Тебе их назвать?
– Если ты так ставишь вопрос…
– Хорошо, пусть будет по-твоему. Не назову.
– Ты уверен, что я не хочу их знать?
– Леонард, ты же не сказал – да. Начал словами играться, кружево вязать. Не надо. Тебе придется принять мужественное решение.
– О чем?
– О самом себе.
– Не понимаю!
– Все понимаешь. Не мешай мне, Леонард. Дай хотя бы несколько дней, Лариса назвала Голдобова! Леонард, ты меня слышишь? Лариса назвала Голдобова!
– Что значит назвала! – раздраженно выкрикнул Анцыферов. – Какие у нее могут быть доказательства, если он был в Сочи?
– Понятно. Этим двум мудакам, которых Колов приставил ко мне, я найду работу. Я им столько работы найду, что они языки высунут. Но к главному не допущу. Кто выкрал пленки у Худолея?
– Понятия не имею!
– Значит, ты еще ничего не решил, Леонард… Твое дело. У эксперта прокуратуры пропадают пленки и снимки. Со стола у Колова пропадает заявление, которое сделал Пахомов перед смертью. Оно у меня есть, как и пропавшие снимки, но факт остается – идут пропажи.
– У тебя есть копия письма?
– Почему копия? Оригинал.
– Как же тебе удалось?
– Работаю, Леонард. Заметь, один работаю.
– Что ты хочешь делать? Если не секрет?
– Тебе скажу… Дам шанс…
– Шанс и тебе не помешает.
– Я знаю все, что мне грозит. И уже принял свое решение. Положение обостряется. Я не уверен, что трупы кончились.
– Разве их несколько?
– Не надо, Леонард. Не надо мне пудрить мозги. Их пока два. И дай Бог, чтоб на этом кончилось. Когда все завертится… У многих найдется человек, от которого хотелось бы избавиться. От тебя никто не захочет избавиться?