Еще раз окинув взглядом комнату, Андрей утвердился в своем подозрении – квартира нежилая. В ней, наверно, кто-то прописан, числится здесь и не забывает напоминать соседям о собственном существовании.
– Как гнездышко? – спросил Заварзин. Он сдвинул с дороги стул, отдернул штору, обнажив немытое окно.
– Ничего… Жить можно. А как это понимать? – спросил Андрей, показывая на полосатый несвежий матрац, лежащий почему-то на столе.
– Не все сразу, дорогой. Не все сразу. Скажу только – здесь нет ничего случайного, никто по пьянке на этом столе не спал, а матрац приготовлен для тебя.
– Даже так? Кому-то было известно, что я здесь буду?
– Конечно.
– И ты знал?
– А куда же тебе деваться? Я как увидел твою девочку в нашей конторе той ночью, помнишь? Так вот, увидел и сразу все понял.
– ,Что же ты понял?
– Мне стало ясно, Андрюша, что отныне никуда тебе от нас не деться. Но не будем об этом… Подойди сюда, – Заварзин подозвал его к окну. – Что ты видишь?
– Ничего особенного… Город.
– Правильно. Ты находишься на четвертом этаже. Перед тобой сквер. Вон там разворачивается трамвай, причем со страшным скрежетом. И во время разворота люди на расстоянии ста метров не слышат ничего другого. Только скрежет. Все они в это время смотрят на красный трамвай и ждут, когда же он закончит свой идиотский разворот, от которого все переворачивается внутри. Теперь смотри на этот сквер. Посередине клумба с прекрасными цветами…
– Вижу.
– Молодец. А чуть правее, в просвете между деревьями, скамейка голубого цвета. Видишь?
– Вижу.
– Сейчас на ней никто не сидит. А завтра, ровно в двенадцать часов дня на эту скамейку сядет человек в пиджаке и брюках грязно-серого цвета. Ты уже имел счастье общаться с ним.
– Следователь?
– Умница. Ты в это время будешь лежать вот на этом стеле, на этом матраце. В руках у тебя будет прекрасная штуковина с оптическим прицелом. Стрелять умеешь. Ты делаешь один выстрел, ставишь винтовку вон в ту кладовочку и спокойно уходишь. И мы в расчете.
– А если не соглашусь?
– Согласишься. По многим причинам. Первая – твоя девочка. Ты ведь не хочешь ее потерять? А мы вынуждены будем принять к ней меры, чтобы сохранить дисциплину в наших рядах. Вторая причина – ты на крючке. Ты же убийца, Андрюша! Тебе спасаться надо. И самое главное – я привел тебя сюда, рассказал о нашей невинной затее… И если все сделаем сами, то тем самым отдаем себя в твои руки. А мне бы этого не хотелось.
– Но тогда я отдаю себя…
– Нет, не отдаешь. Ты уже у меня в руках.
– И мы в расчете?
– Клянусь!
– А почему ты хочешь, чтобы это сделал я? Зачем еще одного человека впутывать?
– У тебя такие дела хорошо получаются. И потом… Мне кажется, ты сам искал способ расплатиться за доброе отношение… Смотри – идет трамвай. Слышишь скрежет? Это здесь, на четвертом этаже, в ста метрах от поворота… А какой ужас там, на перекрестке!
– Я никогда не стрелял с оптическим прицелом.
Заварзин прошел в коридор, открыл дверцу встроенного шкафа, вынул винтовку, причем, она оказалась гораздо меньшего размера, чем ожидал увидеть Андрей. Над стволом действительно красовалась черная труба прицела с линзами, сверкнувшими зловещим фиолетовым блеском. Заварзин любовно погладил винтовку, щелкнул затвором, протянул Андрею.
– Познакомься. Очень послушная, исполнительная… Я отношусь к ней, как к любимой женщине… И она отвечает взаимностью. Вы поймете друг друга и, кто знает, между вами может возникнуть чувство… А?
Андрей взвесил винтовку на ладонях – она оказалась достаточно тяжелой.
– Еще несколько подробностей, – Заварзин подошел к окну. – Смотри, рама будет приоткрыта сантиметров на пять… Не больше. Окна грязные, сквозь них ничего не видно. Ты ложишься на стол, устанавливаешь ствол и спокойно дожидаешься, когда на голубую скамейку справа от дерева сядет известный тебе человек. Да, чуть не забыл, – Заварзин прошел в коридор и вернулся с короткой черной трубкой. – Глушитель! Выстрел будет не громче щелчка пальцев.
– И мы в расчете?
– Да! – воскликнул Заварзин. – Да, черт тебя подери!
– Завтра?
– Да, завтра, в двенадцать ноль-ноль наш приятель сядет на ту скамейку. Но может и опоздать – советская система, ничего не поделаешь. Несколько технических советов… Внутри, в этой штуковине, – он положил ладонь на прицел, – нанесено перекрестие нитей… Ты должен совместить…
– Знаю.
– Это неважно, – опять нахмурился Заварзин. – Я должен быть уверен, что ты знаешь. Не надо рвать спусковой крючок… Спокойно, нежно, понял? Не торопи выстрел. Просто дожидайся, пока эта штуковина сама решит, что пора выстрелить. Терпеливо нажимай на крючок, не торопясь. Эта красавица сама знает, когда кончить. Понял?
– И мы в расчете?
– Да! – взревел Заварзин в бешенстве.
– И я сматываюсь?
– На все четыре стороны.
– Как я войду сюда?
– Я дам тебе ключ.
– Давай.
– Завтра. Утром, за пятнадцать минут до срока, ты возьмешь ключ под ковриком у входа. Эту штуковину найдешь в кладовочке, заставленной лыжами, швабрами и прочей гадостью. И в ней будет один патрон.
– Одного мало.
– Это хороший патрон и его будет вполне достаточно. После выстрела ставишь винтовку на место, ключ вешаешь на гвоздик возле двери и уходишь. Захлопнешь дверь и отправишься по своим делам. Мотоцикл оставь где-нибудь подальше, за пару кварталов. Вопросы есть?
– Ты уверен, что я его узнаю?
– За пять минут до двенадцати зазвонит телефон, – Заварзин поискал глазами аппарат. – И тебе сообщат, во что тот человек одет.
– Звонить будешь не ты?
– Не имеет значения. Звонить будет тот, кому удобнее.
– И мы в расчете?
– Если задашь этот вопрос еще раз, я сам прикончу тебя из этой штуковины, понял? А теперь иди и отсыпайся. Не вздумай пить. У тебя должна быть твердая рука.
– И верный глаз, – добавил Андрей, поднимаясь.
* * *
Расставшись с Заварзиным, Андрей бездумно сидел на той самой скамейке, на которой завтра в двенадцать ноль-ноль должен оказаться Пафнутьев. Вроде бы слежки не было, но Заварзин вряд ли вот так легко оставит его одного. Наверно, все-таки откуда-то наблюдают.
Андрей ждал трамвая. Действительно, приблизившись к перекрестку, тот стал разворачиваться с таким металлическим визгом, что выстрела, прозвучавшего вон там, за тем окном на четвертом этаже дома, наверняка здесь никто не услышит. Человек бесшумно откинется на скамейке и долго его будут принимать за пьяного, пока кто-нибудь не взглянет внимательнее.