Тот отрицательно покачал ладонью из стороны в сторону. Дескать, пора и честь знать.
Радостно сверкая глазами, официант произнес нечто доброжелательное: видимо, приглашал заглядывать почаще.
— Обязательно зайду, — сказал Шаланда и с чувством пожал маленькую ладошку официанта. Она, как пойманная рыбешка, чуть дернулась в его плотной лапе и обреченно замерла. — Будь здоров, мужик! — Шаланда потряс в воздухе кулаком, напоминающим литровую оплетенную бутылку кьянти.
Уже шагнув было в сторону гостиницы, Шаланда круто развернулся и снова подошел к только что оставленной забегаловке. И купил, все-таки купил пузатую оплетенную бутылку, решив, что она очень ему сегодня пригодится.
Худолей спал.
Но на стук откликнулся быстро и ясным голосом спросил, не поднимаясь:
— Кто там?
— Шаланда.
— Точно Шаланда?
— Не тяни, Худолей, ох не тяни!
— А что будет? — спросил Худолей, открывая дверь.
— Жалеть будешь.
Шаланда быстро вошел, закрыл за собой дверь, убедился, что шторы задернуты и никто, ни единая живая душа не заглянет к ним в номер, поставил бутылку на стол. Обернувшись, увидел, что Худолей стоит посреди комнаты в одних трусах, отвернулся.
— Прикрой срам-то!
— К халатам не приучен. Виноват.
— В простыню завернись!
— Лучше штаны надену... Можно?
— Давай. Только быстрее. Тебе привет.
— Большой?
— И горячий.
— Давай его сюда, — сказал Худолей, набрасывая на себя спортивную куртку.
— На, — Шаланда протянул на ладони бумажный комочек.
Худолей взял, осторожно развернул, всмотрелся в цифры, повернул бумажку, понюхал ее, осторожно положил на стол. И вопросительно уставился на Шаланду.
— Света просила передать, — сказал тот, тяжело опускаясь в охнувшее от тяжести кресло. И тут Шаланда, закаленный Шаланда, подняв глаза, едва ли не впервые в жизни увидел, как человек бледнеет прямо на глазах. На лице у Худолея не было никакого выражения. Черты сохранились, но лицо сделалось как-то совершенно серым.
— Где она? — спросил Худолей.
— Уехала.
— Куда?
— В ночь. На красном «Феррари». Вот его номер, — Шаланда положил на стол скомканную салфетку.
— Говори, Жора, говори... Я даже не знаю, что спрашивать, — виновато попросил Худолей, и Шаланда увидел, что его глаза полны слез. — Я не могу ничего спрашивать. Ты говори... — Худолей взял тощую подушку и с силой вытер слезы с лица.
— Когда вы все отрубились и заснули сладким сном... Я вышел на набережную. Не спалось. Присел в какой-то кафешке... Красные столики... Взял кьянти. Подходит она. Садится. В черных очках, на ней что-то красное. Не запомнил, что именно, только цвет. Я ее не узнал. А она спрашивает... Это вы, Георгий Шаланда? Сразу меня узнала, да и как не узнать... Я достаточно известен не только у себя на родине, но и во многих других странах... В Италии, например. Поэтому узнать меня...
— Остановись, Жора! — взмолился Худолей.
— Она сказала, что звонить ей можно только с двенадцати до половины первого дня. Повторила два раза... С двенадцати до половины первого. Дня.
— По московскому времени?
— Ну ты даешь, Валя! Кто же здесь живет по московскому времени? Даже я часы перевел. Я сказал ей, что ты здесь.
— А она? — дернулся Худолей.
— Сказала, что знает. Кто-то из наших попутчиц ей уже сказал. Думаю, она и на набережной оказалась в надежде увидеть кого-нибудь из нас.
— Ну и притащил бы ее сюда! — закричал Худолей.
— Чтобы утром объясняться с полицией?
— Отбрехались бы! Отгавкались! Отмазались!
— Она сказала, что у нее нет времени. Подошла якобы для того, чтобы выпить соку. Ее ждали. Только села, машина тут же рванулась с места. Хотя нет, не сразу, постояла еще с полминуты. Я успел записать номер. Она стояла недалеко от фонаря... Я сидел за столиком у самых кустов, а за кустами — проезжая часть... Дороги здесь узкие... До машины было метров восемь-десять. Она и записочку передала тайком, будто знала, что за ней следят.
Худолей рванулся в ванную, вернулся с двумя стаканами и подвернувшимся штопором выдернул пробку из бутылки и разлил вино.
— Давай, — сказал он, протягивая один стакан Шаланде.
— Давай. Все правильно, Валя, все правильно. Она на крючке, она не шастает по набережной и не подыскивает клиентов. Другой уровень. — Шаланда поднял стакан.
— Ну если ты пошел гулять по набережной — взял бы меня! — опять сорвался Худолей.
— Все правильно, Валя, все правильно, — повторил Шаланда. — Ты бы разбушевался там, ее увезли бы подальше и спрятали понадежнее. У нас есть ниточка. Номер мобильного телефона. Дальше — красная «Феррари». Номер машины у тебя перед глазами. Установить владельца, его адрес, род занятий и прочее... работа одного дня. Она хочет вернуться к тебе. Завтра в начале первого ты будешь с ней разговаривать.
— В двенадцать, — поправил Худолей.
— Я бы не советовал быть таким точным.
— Почему?
— Мало ли... Вдруг минутная накладка... И освободится она только в пять минут первого... Мало ли.
— Как она? — спросил Худолей.
— Прекрасна! Язык родной не забыла, меня, как видишь, помнит. В конце разговора даже шаловливой мне показалось.
— Это как?
— Ручкой махнула, бамбиной обозвала, «чао» сказала. Похоже, там в машине крутой водила сидел. Во-первых, машина, как я понял, из ряда вон, да и она не осмелилась поступить, как хотелось. Хотя я звал ее с собой, я ведь ее звал!
— Разберемся, — хмуро сказал Худолей. — Во всем разберемся.
— Что будем делать?
— Пошли к Паше, — Худолей поднялся, задернул «молнию» на куртке, бумажки со стола сунул в маленький карманчик на груди.
Коридор казался еще темнее, чем час назад. Только у самой лестницы горела тусклая лампочка. Подойдя к пафнутьевскому номеру, Худолей прислушался — за дверью раздавались негромкие, приглушенные голоса.
— Кто-то у него в номере.
— Мужик или баба?
— Вроде Андрей... Или Халандовский...
— Тогда стучи.
Пафнутьев открыл дверь, не спрашивая, кого принесло на ночь глядя. Молча посмотрел на взбудораженное лицо Худолея, на Шаланду, контуры которого терялись в сумраке коридора, отступил в сторону, приглашающе махнул рукой.
— Входите, гости дорогие, — сказал он, закрывая дверь и поворачивая ключ в замке. — Видишь, Аркаша, вся банда в сборе.