— А из сауны дверь ведет на обзорную площадку, а с нее гранитные ступени спускаются к бассейну. Не говоря уже о том, что с крыши по вертикальной лестнице можно напрямую спуститься во двор.
— Какой кошмар! — ужаснулся Пафнутьев.
— Я еще не сказал об отдельном выходе из подвала. Кроме того, из дома легко выбраться и через гараж.
— Это как? — не понял Шаланда.
— В гараж можно пройти из прихожей. Три-четыре ступеньки вниз — и узкая дверь. На воротах нет никакого замка, они запираются изнутри. Хорошими такими коваными штырями.
Пафнутьев постоял молча, обвел всех взглядом, словно предлагая подивиться необычности дома, в котором они оказались, повернулся к Андрею.
— Надо, чтобы хозяйка провела нас по дому.
— Это невозможно, — сказал Андрей.
— Почему?
— Пьяная. Вдребезги. Бросается предметами первой необходимости.
— Тапочками?
— В основном стеклянными предметами, Павел Николаевич.
— Какой кошмар, — повторил Пафнутьев.
— Бутылки, стаканы, рюмки...
— Какой кошмар.
* * *
Чем дольше ходил Пафнутьев по объячевскому дому в сопровождении Вохмянина, тем больше охватывало его какое-то странное состояние, в котором он и сам не мог разобраться.
Изумление, озадаченность?
Были, но не они, не эти чувства, определяли его впечатление.
Скорее подавленность, угнетенность. Да, дом давил и не только тем, что в одной из его многочисленных комнат лежал труп хозяина с продырявленной головой, — нет. И не своей недостроенностью — в углах стояли свернутые ковры, по дому были разбросаны обрезки плинтусов, вагонки, древесная пыль лежала на подоконниках, к ногам липли опилки и стружки, кое-где в углах можно было увидеть стопки кирпичей, мешки с цементом, но и этого всего Пафнутьев почти не видел.
Подавляли размеры.
Было совершенно ясно, что никогда этому дому не быть наполненным голосами, людьми, музыкой и светом, невозможно было себе представить семью, которая жила бы здесь в мире и согласии. Неожиданно появились большие деньги, им нужно было найти применение, и Объячев вложил их в дом, приобретя участок в самом заветном, самом дорогом месте пригорода. Деньги он вкладывал, похоже, по принципу — чем больше, тем лучше. Дубовые ступени, мраморный камин, гранитные подоконники, гараж, выложенный итальянской плиткой, которая спокойно могла принять на себя гусеницы мощного танка, сауна и бассейн, уже выложенный испанской голубоватой плиткой с переливами, круглая башня с винтовой лестницей, комнаты, расположенные не только на этажах, но и по странному капризу архитектора — как бы в междуэтажных пространствах...
— Крутовато, — бормотал время от времени Пафнутьев. — Крутовато, — повторял он, столкнувшись еще с какой-либо особенностью этого громадного, но достаточно бестолкового сооружения. — И сколько же земли при этом домике?
— Сорок соток, — ответил Вохмянин.
— Ничего. Терпеть можно. А это... Люди?
— Что люди? — не понял телохранитель.
— Сколько людей предполагалось сюда поместить?
— Костя не любил об этом говорить.
— Костя — это кто?
— Объячев.
— Он был для вас просто Костя?
— Да, — помолчав, ответил Вохмянин. — Чаще всего именно так — Костя. При чужих людях я его называл по имени-отчеству, а чаще вообще никак не называл, мне не положено было возникать при посторонних, меня как бы и не было.
— Так сколько людей собирается жить в этих хоромах?
— Точно сказать не могу, но все шло к тому, что человек пять, может быть, семь.
— Нормально, — кивнул Пафнутьев, но Вохмянин уловил насмешку в его голосе.
— Знаете, поначалу меня это тоже сбивало с толку, я имею в виду размер дома. Но потом привык и согласился с Объячевым. Он — человек большой, ему нужен кабинет, нужна спальня. Жене тоже нужна спальня. Он может задержаться в городе, в своем кабинете засидеться с друзьями... Жена должна иметь возможность от всего этого отдохнуть.
— Разумно, — кивнул Пафнутьев.
— Каминный зал — место общего сбора, столовая — сами понимаете. Две-три комнаты нужно всегда иметь для гостей. Согласны?
— Вполне.
— Дальше... Домработница, секретарша, телохранитель... Все должны иметь свой угол.
— Я смотрю, тесновато вам здесь было?
— Случалось — усмехнулся Вохмянин, скривив маленькие свои губки. — С кого начнем?
— С жены, мне кажется, будет уместнее.
— С чьей жены?
— Объячевской. К вашей заглянем попозже. Не возражаете?
— Послушайте, Павел Николаевич... Я правильно назвал ваше имя? Так вот, этот вопрос вы мне не задавайте. Никогда. Потому что я никогда не возражаю. Такая у меня здесь была роль. И я ее хорошо усвоил.
— Вы же сами говорите, что эта роль у вас была... Ее больше нет. Нравится это вам или не нравится.
— Понял, — кивнул Вохмянин. — Вот ее комната.
Пафнутьев подошел к двери, прислушался. Из комнаты доносились стоны, вскрики, хрипы, какие-то причитания. Он недоуменно посмотрел на Вохмянина.
— Кажется, там идет бурная жизнь?
— Порнуху крутит. Она как поддаст, всегда порнуху включает.
— Через два часа после убийства мужа?
— Она смотрела порнуху уже через полчаса после убийства.
— Вам точно известно, когда произошло убийство? — Пафнутьев удивленно посмотрел на своего сопровождающего.
— Ему стало плохо за столом. Он поднялся и сказал, что хочет прилечь. Через час я к нему заглянул. Он был уже мертв.
— Когда Объячев поднялся, все остались за столом?
— Да.
— Кто-нибудь отлучался?
— За этот час отлучались все. Кто-то пошел в туалет, кому-то вдруг приспичило позвонить, кто-то в подвал за бутылкой смотался... И так далее. Ваша задача усложняется, да?
— На то они и задачи, чтобы усложняться. — Пафнутьев снова прислушался, замерев у двери, — стоны, хрипы и бессвязные причитания продолжались. — Как быть? Вдруг некстати окажемся, вдруг она принимает непосредственное участие в этих экранных игрищах? Так тоже бывает...
Вохмянин отодвинул Пафнутьева в сторону и несколько раз громко, вызывающе громко постучал. И, не ожидая ответа, приоткрыв дверь, просунул голову в комнату.
— Разрешите?
— Входи, Вася, — услышал Пафнутьев сипловатый голос и вошел в комнату вслед за Вохмяниным.
Комната была освещена слабо, только маленькое бра было включено — как раз над небольшим диванчиком, на котором сидела тощеватая женщина в халате. Основной свет шел от большого полыхающего экрана телевизора. Происходящие там события оказались куда круче, чем мог вообразить себе Пафнутьев по тем стонам и хрипам, которые доносились из-за двери. Он поспешно отвернулся от экрана, и женщина заметила это его движение. Не торопясь, она взяла пульт управления и, протянув руку в направлении экрана, выключила телевизор.