Берлин, без даты
Бисмарк работал дома, когда у парадного входа остановилась почтовая карета. Иоганна вышла к почтальону.
— Гутен морген, фрау Бисмарк. Посылка для министра-президента.
— Посылка? Откуда?
— Из Польши. И письмо из Брюсселя.
— Данке шон, — Иоганна взяла посылку и письмо и принесла мужу в его кабинет.
В халате и с трубкой во рту он сидел у окна, выходящего во внутренний двор, где находились конюшня и каретная, а в саду строилось помещение для слуг и секретарей. На столе перед ним была расстелена карта Европы, на этой карте он своим знаменитым толстым карандашом уже закрасил коричневым (прусским) цветом все бывшие немецкие территории Дании и, задумчиво теребя ус, держал теперь руку над Ганновером, курфюршеством Гессен-Кассельским и герцогством Нассау, окрашенными в серый цвет Австрии.
— Извини, дорогой, — сказала Иоганна, — тут посылка из Варшавы и письмо от твоей Кэтти.
Бисмарк резко повернулся:
— От Кэтти?
И нетерпеливо вскрыл письмо костяным ножом.
Поставив на стол посылку, Иоганна открыла ее. В посылке лежала толстая намыленная веревка, сложенная петлей, а поверх нее — атласный черно-белый бант.
— Боже мой, Отто! — воскликнула Иоганна. — Из-за этой Кэтти поляки тебя убьют!
— При чем тут Кэтти?
— Потому что это из-за нее ты помог русским подавить польское восстание.
— Глупости! Если бы я не помог России, эти чертовы поляки, освободившись, объединились бы против нас с Францией и Англией. Мы оказались бы меж двух огней и тут же потеряли бы Данциг, Торн и, вообще, пол-Германии.
— По-моему, ты маньяк…
Он удивился:
— В каком смысле?
— А с чего ты вообразил, что обязан создать единую Германию?
Бисмарк развел руками:
— А больше некому!
— А я нахожу это совершенно излишним, — сказала она. — От этого одни болезни, зависть и враждебность.
Он усмехнулся:
— Это ерунда! Хуже другое…
— Что?
— Я не поеду сейчас в Биарриц.
— Не поедешь? Но тебе же врач посоветовал, этот еврей…
— Кэтти пишет, что они там будут только в октябре.
— Опять Кэтти?! — взорвалась Иоганна. — Я не понимаю, с кем у тебя роман — с Германией или с этой русской?!
Яростно сбросив со стола посылку, Иоганна вышла из кабинета.
Бисмарк посмотрел на пол. Там лежала веревочная петля с черно-белым бантом. Он подошел к двери и крикнул в сторону кухни:
— Хорошо, в октябре ты поедешь со мной! И я вас познакомлю! Только позаботься о своих платьях, там высший бомонд!
«Внешне Иогнанна не особенно красива, за исключением глаз и длинных черных кудрей. Неглупа, общительна, остроумна… Не блистала ни красотой, ни элегантностью… Воспитывалась в рамках твердых религиозных убеждений. У нее практический склад ума, она добродушна, с чувством юмора. Очень музыкальна, играет почти одного Бетховена. От нее исходит тихое очарование, атмосфера чистоты, сердечной радости и искренности» (N. Orloff. «Бисмарк и Катарина Орлова»).
«Иоганна в то время писала подруге: „Если бы я была расположена к зависти или ревности, я без сомнения позволила бы этим чувствам терзать мое сердце… но нет таких чувств в моей душе. Я даже довольна, что мой дорогой муж нашел эту очаровательную женщину“. Так Иоганна демонстрировала великодушие своего характера. Но нет ни малейших сомнений в том, что она ревновала и страдала от этого, хотя чувство собственного достоинства принуждало ее к молчанию» (В. Рихтер . «Бисмарк»).
Берлин, 15 сентября 1865 г.
«Графу Отто фон Бисмарку, министру-президенту
Сегодня совершается акт вступления во владение герцогством Лауэнбургским — результат моего правления, которое осуществляется Вами со столь удивительной и необычайной осмотрительностью и проницательностью. За четыре года, которые истекли с тех пор, как я поставил Вас во главе правительства, Пруссия заняла положение, достойное ее истории и обещающее ей и в дальнейшем счастливую и славную будущность. Стремясь дать внешнее доказательство признательности, которую я так часто имел случаи выражать вам в связи с Вашими выдающимися заслугами, я настоящим возвожу Вас и все Ваше потомство в графское достоинство; это отличие навсегда останется свидетельством того, как высоко ценил я Вашу деятельность на пользу отечества. Благосклонный к Вам король
Вильгельм».
Берлин, без даты
Наверное, они были похожи на двух уличных драчунов.
— Хотя успешная война с Данией убедила нашего премьер-министра в том, что он является избранником Всевышнего для проведения политики на создание Великой Германии, но на самом деле политика нашего министра-президента по-прежнему неопределима, ибо у него отсутствует малейшее понятие о нашем национальном характере…
Одобрительный рев депутатов ландтага на речь Рудольфа Вирхова, лидера прогрессистской партии и знаменитого медика-анатомиста, вывел Бисмарка из себя. Но, переждав шум в зале, он миролюбиво сказал:
— Разве господин докладчик не допускает такой возможности, когда бы некий человек, для коего анатомия — побочное занятие, взялся бы излагать анатомические положения, в неверности коих господин докладчик как специалист был бы совершенно убежден, однако опровергнуть их мог бы лишь перед аудиторией, столь же хорошо знакомой с тонкостями предмета, что и он сам?
Однако маленький, щуплый, но лобастый и задиристый Вирхов, его давний противник и критик, не отступал:
— Я желал бы господину министру-президенту, чтобы ему удалось добиться среди дипломатов Европы такого же признания, какого удостоился я среди ученых моей специальности. Его политика не только неопределима, но можно даже сказать, что у него, в сущности, и нет никакой политики, и, прежде всего, нет никакого представления о национальной политике.
— Я полностью признаю, — парировал Бисмарк, — большое значение предыдущего оратора в его сфере науки и не отрицаю, что в этом отношении он имеет преимущество передо мной. Но он сказал, будто бы я не имею понятия о национальной политике; я могу вернуть ему этот упрек, опустив эпитет: я не нахожу у предыдущего оратора понятия о какой бы то ни было политике вообще. И когда он покидает свою область и непрофессионально переходит на мое поле, то я должен сказать ему, что его суждение о политике для меня мало что значит. В самом деле, господа, я полагаю без всякого зазнайства, что в этих делах я разбираюсь лучше.