— Дядюшка! Остановитесь! Вы съели шесть дюжин устриц!
— Для меня это appetiser. Как-то в парижском ресторане я съел сто пятьдесят устриц. Но сейчас я действительно остановлюсь — устрицы, по слухам, очень возбуждающе действуют на мужчин… — и он вызывающе посмотрел ей в глаза.
Но Кэтти сделала вид, что пропустила этот вызов мимо ушей.
— Дядюшка, вернемся к России…
— Ну что же, вернемся. Говоря о России, вспоминается факт, о котором рассказал мне сам Фридрих-Вильгельм Четвертый. Император Николай, отец Александра Второго, попросил Фридриха-Вильгельма прислать ему двух унтер-офицеров прусской гвардии для предписанного врачами массажа спины, во время которого пациенту надлежит лежать на животе. При этом он сказал: «С моими русскими я всегда справлюсь, лишь бы я мог смотреть им в лицо. Но со спины, где глаз нет, я предпочел бы все же не подпускать их». Унтер-офицеры были предоставлены без огласки этого факта, использованы по назначению и щедро вознаграждены. Это показывает, что, несмотря на религиозную преданность русского народа правителю, император Николай не был уверен в своей безопасности с глазу на глаз даже с простолюдином из числа своих подданных. А теперь пошли к рыбакам, посмотрим, как они кормят аистов…
Обычно после ужина, в отлив, Бисмарк и Орловы катаются верхом вдоль берега по плотному песку. И по просьбе Кэтти Бисмарк снова рассказывает о России. Правда, щадя патриотические чувства Николая, он выбирает из своего опыта не самые для Орлова обидные случаи.
— С другой русской особенностью я столкнулся в первые весенние дни пятьдесят девятого года. Как-то придворное общество гуляло по Летнему саду, и императору бросилось в глаза, что на одной из лужаек стоит часовой. На вопрос, почему он тут стоит, солдат мог ответить лишь, что «так приказано». Император поручил адъютанту выяснить в казарме, но и там сказали, что в этот караул и зимой и летом отряжают часового, а кто отдал первоначальный приказ — установить нельзя. И только старик-лакей вспомнил, что его отец рассказывал, будто «императрица Екатерина увидела как-то на этом месте первый подснежник и приказала следить, чтобы его не сорвали». Исполняя приказ, на лужайке поставили часового, с тех пор из года в год он стоит там больше пятидесяти лет.
Кэтти и Николай рассмеялись, но Бисмарк сказал:
— Подобные факты и у нас, немцев, вызывают насмешку, но в них находят свое выражение примитивная мощь, устойчивость и постоянство, на которых зиждется сущность России…
Сегодня за обедом Бисмарк в который раз заметил, с каким ужасом и восхищением смотрит Катарина, как он поглощает сначала суп, потом угря, холодное мясо, креветок, омара, копченое мясо, ветчину, горячее жаркое и пирожное и запивает все это вином из огромной бутыли.
Но он делает вид, что не замечает ее расширившихся глаз и взглядов, которыми она обменивается по этому поводу с Николаем.
— Oh, it’s so good! — говорит он про еду, нарочно урча от удовольствия. — In our family we all large eaters. If there were many of the same capacity in country the state could not exist; I should emigrate… [3]
Орловы рассмеялись, а он продолжил по-немецки:
— Знаете, я завидую вам, русским!.. Да… Вы собрали самые разные племена — от эскимосов на Севере до черкесов на Кавказе и от поляков до каких-то сибирских племен, которым я даже названия не знаю. Всех заставили говорить по-русски и создали огромную империю от Варшавы до Японии! А мы, немцы, занимаем пол-Европы, а живем в разных странах — часть во Франции, часть в Дании, часть в Австрии, а часть в Пруссии. It’s not good!
— Я знаю, — заметил Николай, — месяц назад вы были в Англии, и всех там напугали, сказали: если станете канцлером, то соедините всех немцев в одну империю.
Бисмарк внимательно посмотрел на него. Затем вытер салфеткой руки и достал из кармана маленький листок с картой Европы. Эту карту он всегда носил при себе, на ней разными цветами были обозначены Австрия, Пруссия, а также Эльзас, Лотарингия и другие немецкие княжества, граничащие с Пруссией, но находящиеся под властью Франции и Дании.
— Смотрите! — сказал он и ткнул пальцем в карту: — Здесь живут немцы. И здесь, и здесь, и здесь… И все врозь, в разных странах. Но если нас соединить, что получится? — Он сжал кулак и положил его на карту. Это был его любимый трюк и заветная мечта — на карте очертания немецкоговорящих территорий точно повторили очертания его кулака! — Германская империя! Железный кулак!.. Впрочем… — Бисмарк сложил карту и спрятал в карман. — Можете не беспокоиться, наш король никогда не сделает меня канцлером.
И вернулся к жаркому из фазана, но Кэтти вдруг спросила:
— Дядюшка, а все-таки из-за чего ваш Вильгельм поссорился с парламентом?
Бисмарку не хотелось ни расставаться с фазаном, ни входить в сложные объяснения.
— Милая, если я начну рассказывать, ваши прелестные маленькие ушки завянут на первой минуте.
Но ее прелестные голубые глазки вспыхнули обидой:
— А вы попробуйте! Вдруг я не дура?
Ого! — подумал он. — После прошлого инцидента на скале нужно быть с ней помягче. — И снова вытер руки салфеткой.
— Хорошо, дорогая, pardon. Слушайте. У нас в Пруссии мужчины поступают в армию на двадцатом или двадцать первом году, и три года солдат находится под ружьем, а потом его отпускают в резерв и требуют только в случае войны или больших маневров. Но в запасе, то есть в ополчении, он все равно находится до пятидесяти лет. Как ваши ушки? Еще не свернулись?
— Нет. Я слушаю…
— Однако население Пруссии постоянно растет и дает все больше рекрутов. В 1815 году нас было десять миллионов, а сейчас уже больше семнадцати! Поэтому король и мой друг Роон, военный министр, решили реформировать армию, чтобы срок службы в войсках был несколько увеличен, а в резерве, сообразно с этим, — сокращен, и пожилые люди вообще от службы освободились. Как вы считаете, это логично?
Кэтти посмотрела на Николая, а потом сказала:
— Н-ну, думаю, что да…
— Я тоже так считаю, — сказал Бисмарк. — Но любая реформа требует денег, особенно — если численность регулярных войск увеличивается, и в прошлом году король представил в парламент бюджет на восемь с половиной миллионов талеров больше, чем обычно. Однако социалисты и прогрессисты, которых в нашем парламенте теперь большинство, бюджет урезали на полтора миллиона, а в этом году грозят вообще не дать никаких денег. Голосование будет вот-вот, в сентябре, и, если это случится, что, вы думаете, сделает король?
— Я… я не знаю… — и Кэтти снова посмотрела на Николая.