— Да, Паша. Немедленно.
— Правосудие не пострадает, Валерий Александрович?
— Паша, ты не поверишь, но правосудие только выиграет.
— Вы хотите сказать, что...
— Да, — ответил Невродов, не дав возможности Пафнутьеву закончить вопрос. — Да, Паша. И хватит об этом. Мы договорились?
— Как всегда.
— Павел, — просипел Невродов в трубку, — мне известны случаи, когда ты не торопился выполнять обещания, данные начальству...
— Все в прошлом, Валерий Александрович, все в прошлом.
— Я могу спать спокойно?
— И видеть сны среди весны, — закончил Пафнутьев. — Вы не боитесь вечером подходить к окну?
— Почему я должен этого бояться? — спросил Невродов заинтересованно, но прозвучала в его голосе и некоторая обида. Слишком уж вольно разговаривал с ним Пафнутьев, посдержаннее бы ему немного, попочтительнее.
— Стреляют, — ответил Пафнутьев.
— Не боюсь.
— Тогда выключите в комнате свет, подойдите к окну и посмотрите, что творится прямо перед вашими окнами.
— А что там творится? О чем ты?
— Валерий Александрович! Снег идет! И все вокруг чего-то ждет!
— Ну, ты даешь, Павел, — проворчал прокурор улыбчиво и положил трубку.
Но знал Пафнутьев, твердо знал, что именно в это время областной прокурор действительно выключает свет и идет к окну. Душа Невродова, несмотря на суровую должность, оставалась трепетной и влюбчивой, жаждущей впечатлений чистых и возвышенных.
Но дал понять Невродов — Анцыферов работает не только на Неклясова и Фердолевского, он и на Невродова работает. А потому задерживать его, присматриваться к нему пристально и подозрительно не следует. Ну что ж, подумал Пафнутьев, это задержание работает на Анцыферова, его криминальные друзья убедятся еще раз, что с правоохранными органами тот шашни не крутит, что и сам рискует быть покаранным. До позднего вечера Анцыферов давал показания в отделение у Шаланды, там и был оставлен ночевать. Поэтому Пафнутьеву было совсем не сложно выполнить просьбу областного прокурора — для этого достаточно позвонить Шаланде. Что он и сделал, не отходя от телефона.
Еще через час снова позвонил Невродов.
— Спасибо, Паша, — сказал он без приветствия, — Все получилось наилучшим образом. Наш клиент выражает тебе искреннюю благодарность.
— Он уже дышит свежим воздухом?
— И любуется снегопадом, — ответил Невродов, улыбаясь, из чего Пафнутьев заключил, что был прав — подходил прокурор к окну по его совету, подходил все-таки.
Когда Пафнутьев уже поздним вечером прошел в спальню, он столкнулся с ясным взглядом Вики — она уже лежала под одеялом.
— Павел Николаевич, — проговорила она, — позвольте обратиться?
— Слушаю вас внимательно.
— Я полагаю, что уже и моя очередь подошла, уже и я могу рассчитывать на какое-то к себе внимание, как вы считаете? Уделите часок, а?
— Да, — кивнул Пафнутьев. — Придется уделить.
— Боже! — воскликнула Вика. — Неужели — дождалась?!
Пафнутьев присел на край кровати, провел ладонью по щеке Вики, наклонился, опустив лицо в ее волосы. Они, как всегда, пахли травой, скошенным сеном.
— Кажется, выжил, — прошептал он. — Сегодня я выжил...
— Это еще неизвестно, — шало улыбнулась Вика, расстегивая на нем рубашку. — Самое главное впереди.
— Пощадишь?
— И не надейся! Ишь, размечтался!
* * *
Пафнутьев придвинул телефон, пробежал глазами по ориентировке, которую только что взял у секретаря, взглянул на календарь — не намечено ли чего срочного, поднял глаза на скрип двери. На пороге стоял Дубовик. Его обычно скорбное лицо было озадачено.
— Паша... Тут к тебе посетитель рвется... Может, примешь?
— Кто?
— Неклясов. Собственной персоной с двумя телохранителями.
— Что ему нужно?
— По поводу вчерашнего происшествия... Жалуется. Убит друг, отобраны вещи, где второй его человек, он не знает, может, говорит, ему нужна помощь, лекарства, корм...
— Как он к тебе попал?
— Я раньше пришел... Тебя еще не было. Он уже сидел в коридоре. А по обе стороны два амбала...
Пафнутьев машинально перевернул листок календаря, взглянул в окно, на заснеженные ветви клена, повернулся к Дубовику. Тот все это время стоял у двери и, склонив голову, ждал решения начальства. Пафнутьев не был готов принять первого, точнее, одного из первых бандитов города. Но, с другой стороны, и уклоняться от встречи не хотелось.
— Как он настроен?
— По-моему, скандально. Но не угрожающе. Дурака валяет.
— Он всегда дурака валяет.
— На мой взгляд... Легкая истерика.
— Он всегда в легкой истерике. — Пафнутьев опять посмотрел на заснеженные ветки за окном, словно советуясь с ними. — Ну что ж... Пусть будет, как он хочет. Зови.
— Мне присутствовать?
— Конечно... Ты же ведешь дело... Вдруг возникнет вопрос, на который никто, кроме тебя, не ответит... Зови, — решительно сказал Пафнутьев, сбрасывая со стола в выдвинутый ящик все бумаги, записки, вырванные листки календаря.
Дубовик вышел, и через две-три минуты в дверь раздался деликатный стук.
— Входите, открыто! — громко сказал Пафнутьев.
Дверь тихонько приоткрылась и в узком просвете показалась худая, сероватая физиономия Неклясова. Он улыбался, показывая неестественно белые вставные зубы.
— Позвольте, гражданин начальник?
— Позволяю.
Неклясов вошел игривой походкой, куражливо осмотрелся. Пафнутьев сразу представил, как тот входил в камеру, получая очередной срок. Вот так же, наверно, просовывал голову в дверь, осматривая камеру, заглядывая во все углы и улыбаясь ее обитателям. На Неклясове был черный костюм, белоснежная рубашка, черно-белый галстук в косую полосу, блестящие остроносые черные туфельки. Следом за Неклясовым вошли двое ребят, по размерам своим явно крупнее средних. Лица их были спокойны, даже слегка сонные, но заметил Пафнутьев беспокойный блеск в глазах — знали, что не в простом кабинете оказались, к начальнику следственного отдела прокуратуры пожаловали. Остановившись за спиной Неклясова, они вроде бы остались безразличными, но скосили глаза в сторону Пафнутьева — как тот отнесется к их появлению.
— Неплохое помещение, — проговорил наконец Неклясов, закончив осмотр.
— Встречались и похуже? — поддержал разговор Пафнутьев.
— О! — восхитился Неклясов тонкостью воспитания Пафнутьева и в то же время давая понять, что шутку понял. — Побросала меня жизнь, поносила по белу свету.