— Что вы подписали? Откуда вы знаете, что в моем сейфе окажутся эти конверты? Кто вы такие, в конце концов?
— Леонард, успокойся, — обернулся от сейфа Пафнутьев. — Они подписали уже несколько протоколов.. Об изъятии денег, о светящихся ладошках... У них уже голова кругом идет, а ты накинулся на невинных людей, как... Как во время судебного процесса. Не надо... Все хорошо, Леонард, все хорошо.
— Это мои конверты, но я туда их не клал, — четко произнес Анцыферов. — Прошу занести мои слова в протокол.
— Занесем, — лениво обронил Пафнутьев. — Все занесем. И вообще, зачем тебе беспокоиться? Будет экспертиза и она установит, чьи отпечатки пальцев на этих конвертах. Ты согласен на такую экспертизу?
— А кто ее будет проводить?
— Худолей.
— О, Боже! — простонал Анцыферов. — Как жаль, что я его не выгнал год назад!
— Понятые, вы слышали? Задержанный требует экспертизы отпечатков пальцев на папках и не возражает, чтобы в этом принял участие эксперт городской прокуратуры Худолей? Слышали? — Пафнутьев обернулся к понятым.
В ответ понятые дружно кивнули, все еще переживая свой промах, когда выдали хитроумному Анцыферову, что не такие уж они случайные люди во всем происходящем.
Пафнутьев, бросив на всех рассеянный взгляд, вышел. На Анцыферова не посмотрел. Ему здесь больше делать было нечего. И уже уходя, каким-то задним слухом уловил слабый, почти неслышный щелчок наручников.
* * *
По дороге к Сысцову Пафнутьев решил окончательно отрезать пути отступления и себе, и Анцыферову. Все, что сейчас происходило в кабинете городского прокурора, имело обратный ход, имело, и Пафнутьев это прекрасно знал Он вполне допускал, что завтра, к примеру, Анцыферов вызовет его к себе в кабинет и предложит ознакомиться с постановлением о возбуждении уголовного дела против Пафнутьева Павла Николаевича за превышение должностных полномочий. И при этом лицо у Анцышки будет непроницаемо скорбным. А Халандовский будет болтаться в петле, которую изготовит собственными руками. А Байрамов, в распахнутом плаще, пройдется с брезгливым выражением лица по гастроному Халандовского, выбрасывая в стороны остроносенькие свои туфельки, и будет за ним бежать с диктофоном, ловя каждое слово, корреспондент местной газеты, чтобы завтра же опубликовать интервью со спасителем и избавителем...
Пафнутьев вошел на переговорный пункт, забрался в дальнюю кабину и набрал московский номер Фырнина. Тот неожиданно оказался на месте, что уже само по себе было удачей.
— Здравствуй, Фырнин, — сказал Пафнутьев. — Как протекает столичная жизнь?
— Она в основном вытекает, Павел Николаевич.
И остается ее все меньше.
— Какие новости?
— Значит, так... Докладываю... Восьмой этаж выгорел полностью, сейчас какими-то странными снарядами, не то зажигательными, не то вакуумными палят по девятому этажу. Прицельность огня довольно приличная, снаряды влетают прямо в окна.
— Не понял?
— Идет штурм Белого дома, Павел Николаевич. Президент бросил в бой против парламента лучшие свои гвардейские части Танки, снайперы, отряды особого назначения с пулеметами и огнеметами. Они посоветовались и пришли к выводу, что президент победит. Такую силу преодолеть невозможно. Ты это, Павел Николаевич, должен знать твердо. И не совершать в связи с этим опрометчивых поступков и заявлении.
— Что происходив Ничего не понимаю!
— Парламентарии наши, народные избранники, представляешь, засели в Белом доме! И заседают.
— Ну и пусть заседают!
— Ты ничего не понимаешь, Павел Николаевич... Они заседают и при этом допускают такие слова и выражения, что кто угодно может впасть в неистовство. Они так себя ведут, будто кого-то представляют. Вот он и впал.
— Куда впал? Кто?
— Президент впал в неистовство. Дай Бог хватило бы снарядов, а то, понимаешь, военные заводы разогнали, чтоб значит из-за океана овации услышать... Овации услышали, а снаряды могут кончиться. Во! Девятый запылал! Дым валит, танки заняли позиции на мосту, палят прямой наводкой! Прямо в окна снаряды влетают и уже там, внутри, разрываются Человеческие мозги наружу летят, предоставляешь?! Ну, в самом деле, забрались и сидят. Заседают видишь ли, конституцию, видишь ли, соблюдают. Тут у кого угодно терпение лопнет! Вот оно и лопнуло.
— Что лопнуло? — слышимость была плохая, Пафнутьев не все понимал, о чем ему говорил из Москвы Фырнин.
— Терпение.
— Какое терпение?
— Президентское. Какое же еще... Во-во! На штурм пошли боевые машины пехоты, а под их прикрытием бравые ребята с огнеметами. Посмотрим, что там у нас за парламент такой... Заседать-то они умеют, а вот оказать достойное сопротивление? Как? Вспомните, милые мои, город Козельск! Там наши семь недель держались! А то, понимаешь, конституция у них! Суд у них, видишь ли, конституционный! Народные они, вишь ли, избранники...
— Остановись Фырнин! У меня тут тоже сообщение не слабее!
— Подожди, Павел Николаевич! Представляешь, американская телекомпания на весь мир ведет репортаж о штурме Белого дома! Теперь во всем мире нас зауважают! Знаешь, как наши танки будут расхватывать, какое наши огнеметы во всем мире распространение получат.... О! Это же реклама нашего доблестного оружия! Во, устал американский корреспондент, проси г, чтоб ему на крышу кофе принесли, не могу, говорит, без кофе, кайф, говорит, не тот... С кофе, говорит, куда приятнее вести репортаж о штурме Зимнего Дворца... Тьфу ты! Белого дома! Понимаешь, Павел Николаевич, каждый вождь должен в своей жизни иметь хоть один приличный штурм... А то ведь в будущих учебниках истории о нем и написать нечего будет. А теперь уже есть что написать, есть чем перед потомками похвастать! Два миллиарда свидетелей! Как следователь ты должен этот факт оценить по достоинству. Да, в данный момент два миллиарда человек по телевидению наблюдают за штурмом. Это ж сколько новых своих приверженцев во всем мире получит наш доблестный президент! Во! Опять залп, окна вдребезги и мозги наружу... О, Павел Николаевич! А то ишь, депутаты они, народные они избранники... А мозги летят точно так же, как и у остальных граждан. Народные избранники? А где ваш народ? Сидит по домам, телевизор смотрит, чай пьет... Вот вы и предстали перед своими избранниками!
— Остановись, хватит. Я все понял. Записывай... Сегодня утром взят с поличным городской прокурор Анцыферов. Помнишь такого?
— Неужто взят?!
— С поличным. При попытке получить взятку в размере пяти миллионов рублей. Попытка пресечена...
— Моим лучшим другом?
— Да. Твоим лучшим другом. При содействии областной прокуратуры. Меня поминать не надо, мне, лучше пока не возникать.
— Понял. За что взятка?
— Состряпано фальшивое уголовное дело. А чтобы его прикрыть берут взятку. Система отработана и до сих пор действовала безотказно.