— Слушаю вас внимательно! — радость Пафнутьева была столь непосредственна, что она, похоже, озадачила бывшего первого человека города, а ведь и кличка у него была — Первый.
— Повидаться бы, Павел Николаевич.
— Готов!
— Если не возражаете... Я и сейчас мог бы подойти... Если это, разумеется, не нарушит ваших планов.
— Не нарушит.
— Ну что ж... — Сысцов был явно смущен быстрым согласием Пафнутьева. — Буду рад повидать вас, Павел Николаевич.
— Адрес знаете?
— Найду, — ответил Сысцов и замолчал, не решаясь первым повесить трубку. Пафнутьеву почему-то казалось, что тот звонит из автомата. Во всяком случае, та зависимость, которая чувствовалась в голосе Сысцова, позволяла предположить уличный автомат со скрежещущим диском, прожженными сигаретами цифрами, с собачьей цепью, которой обычно приковываются трубки. Хотя, скорее всего, он звонит из своей машины, как он звонил в Женеву или Гамбург, в Неаполь или Афины — Пафнутьев немного знал о международных контактах Сысцова.
— Кто это? — спросила Вика, появившись в дверях. Легкие брючки, джинсовая рубашка навыпуск, короткая стрижка... Пафнутьев не сразу сообразил, что ответить, не сразу.
— Ну ты даешь, — пробормотал он смущенно, поняв, что затянул с ответом. — На тебя глядя, не сразу врубаешься, не сразу... Сысцов хочет меня повидать.
— Один?
— Мы не договаривались, что он будет с бригадой.
— Мне переодеться?
— Ни в коем случае! Бить — так по морде!
— Думаешь, я сейчас могу?
— В самый раз. Наотмашь. Пусть знает, с кем живет простой российский следователь.
— Что-то приготовить?
— Не тот случай. Захочет — сам принесет.
Звонок в дверь раздался минут через десять. Когда Пафнутьев распахнул дверь, то невольно отшатнулся — на пороге стоял совершенно незнакомый ему человек.
Но это был Сысцов.
— Боже, что делает с людьми жизнь! — смятенно воскликнул Пафнутьев, невольно делая шаг назад, чтобы получше рассмотреть неожиданного гостя.
— Что... Постарел? — помертвевшим голосом спросил Сысцов.
— Какой там постарел! Иван Иванович! Да вы сбросили не меньше десяти лет!
— Ну слава Богу... А то я уж совсем духом упал. — И он осторожно перешагнул порог, держа в руке средних размеров дорожную сумку.
Сысцов и в самом деле выглядел гораздо моложе, нежели в те годы, когда занимал пост первого, когда, следуя партийной этике, ходил в черном костюме, темном галстуке, в белой рубашке, когда манеры у него были величественны, голова вскинута в полном соответствии с занимаемой должностью, шея напряжена, а позвоночник неестественно распрямлен. Теперь на Сысцове был пиджак в черно-белую клетку, темные брюки, голубая рубашка без галстука, а клетчатая сумка дополняла его облик — легкий, может быть даже легкомысленный.
— Вика! — заорал Пафнутьев в глубину квартиры. — Иди сюда! Смотри на этого человека! Видишь? Нет, ты скажи, видишь?
— Вижу. — Вика кивнула, и соглашаясь с Пафнутьевым, и здороваясь с Сысцовым. — Вот как ты должна меня одеть! Вот как ты должна меня обуть! Вот во что я должен превратиться!
— Превращу, — согласилась Вика и направилась на кухню.
— Это, Павел Николаевич... — Сысцов никак не мог пристроить свою сумку. — Значит, так... Сейчас, я знаю, порядки другие, молодое поколение выбирает «пепси» и еще черт знает что... А нам, я думаю, поздно менять свои привычки... Я уж, с вашего позволения, рубану с плеча...
— Мне к этому не привыкать, Иван Иванович.
— Простите, забыл... С вами, как и прежде, ухо надо держать востро... Учитывая, что я свалился как снег на голову... Кое-что с собой захватил...
— Это прекрасно! — воскликнул Пафнутьев, снимая неловкость. — Вы помните нашего знаменитого кулинара Николая Ивановича Губу?
— Вот! — радостно подхватил Сысцов. — Вот! И я хотел на него сослаться... Он в свое время для меня накрыл немало столов и... И преподал всем нам достаточно уроков человеческого общения. Поэтому не буду ничего объяснять. — Сысцов поставил сумку перед Пафнутьевым. — Пусть ваша жена разберется в ней сама, а мы тем временем немного поговорим.
— Заметано! — нарочито суровым голосом проговорил Пафнутьев и тут же отволок сумку на кухню. — Значит так, Вика, — начал он, но та его перебила:
— Я все слышала, Паша.
— С вашего позволения, я возьму в сумке один небольшой пакетик, он понадобится нам для разговора. — Сысцов сдвинул «молнию» в сторону, взял что-то небольшое, вроде газетного свертка, и вернулся в комнату.
Пафнутьев придвинул второе кресло, такое же продавленное, как и то, в котором он только что смотрел телевизор, нажал кнопку, погасил экран, задернул штору, чтобы солнце не било гостю в глаза, убрал с журнального столика какую-то дребедень — расчистил пространство для разговора.
— Прошу! — Он указал Сысцову на кресло.
— Спасибо. — Тот осторожно опустился, поддернув на коленях брюки с четкой, наглаженной стрелкой. Пижоном стал Сысцов, фраером, подумал Пафнутьев и тоже сел. — Давно мы с вами не виделись...
— Но друг друга из виду не выпускали, — подхватил Пафнутьев.
— Да... Да, так можно сказать.
— Но одно время вы пропали, Иван Иванович... Говорят, в Кремле обитали, в президентской свите блистали... Верно?
— Было дело.
— Что ж случилось? Если, конечно, этот вопрос вам кажется уместным...
— Президент иногда тасует свою колоду. — Сысцов невесело усмехнулся. — А мне, старому дураку, надо бы об этом помнить... Немного пролетел.
— Бывает... — Пафнутьев небрежно махнул рукой, будто речь шла о сущем пустяке. — И я пролетаю, — утешил он Сысцова. — А кто не пролетает?
Сысцов сцепил ладони в один сдвоенный кулак и положил его на стол. Посидел так некоторое время, глядя на этот кулак, потом исподлобья взглянул на Пафнутьева, словно еще раз прикидывая — там ли он оказался, куда так стремился. Видимо, пафнутьевские штаны на резинке и куртка из женского махрового халата несколько сбивали Сысцова с толку и он убеждал себя в том, что Пафнутьев именно тот человек, который ему нужен.
— Павел Николаевич, — медленно проговорил Сысцов. — Скажите мне, будьте добры... То, что между нами было, — ушло?
— Как с белых яблонь дым! — твердо ответил Пафнутьев, громче, чем требовалось для небольшой комнаты.
— И можем начать наши отношения с чистого листа?
— Мы обязаны это сделать! — заверил Пафнутьев гостя.
— Хм... Никак не могу привыкнуть к вашей манере разговора, — усмехнулся Сысцов. — Не знай я вас раньше с самой лучшей стороны, мог бы усомниться...