Андрей полулежал с закрытыми глазами, а когда открыл их, столкнулся взглядом со Светой, с ее чуть сонным, шалым, влюбленным взглядом, каким смотрела она на него в самые счастливые их дни, в самые счастливые, давние, невозвратные дни...
«Почему ты не касаешься меня? — прозвучал в машине ее голос. — Почему ты не говоришь, что я красивая?» — спросила Света, и это не было бредом. Чувствуя боль от наручников, вслушиваясь в рев мотора, в гул ночной улицы, среди всего этого шума он сумел различить, выделить ее голос. Он звучал даже чуть сильнее, чем Света обычно говорила, она хотела перекричать посторонние звуки, чтобы он услышал ее.
И он услышал.
Машина остановилась перед высокими железными воротами. Их, видимо, ждали — ворота тут же начали раскрываться, обе их половинки медленно пошли в стороны.
Машина въехала на просторный асфальтированный двор.
В глубине стоял дом.
Красный кирпич.
Три этажа.
Крыша зеленая, — отмечал Андрей про себя, пока двое амбалов выволакивали его из машины. Он споткнулся, упал, скованные наручниками руки не позволяли ему подняться, перевернуться на живот, каждое движение давалось с трудом. Его несколько раз пнули под ребра, пытаясь поторопить, но добились обратного, он опять упал, распластавшись на асфальте.
Потом Андрей услышал скрип — ворота медленно, необратимо смыкались за его спиной.
— Да сними ты с него эти браслеты! — раздраженно сказал один из амбалов.Никуда он не денется.
— А зачем мне об этом думать — денется, не денется... Положено в наручниках — пусть идет в наручниках, — амбал сам взял Андрея за плечи и, оторвав от земли, поставил на ноги, подтолкнул к дому.
«Везучие, гады», — подумал Андрей.
Сними они с него наручники, он бы обоих надолго, если не навсегда оставил бы лежать посреди двора. В этом он не сомневался. Оба были моложе его, вряд ли им было больше двадцати, двадцати двух, но выглядели громадными и раскормленными, как того требовала какая-то странная мода, которой подчинялись в их среде покорно и неукоснительно.
Да, амбалы были тяжелы и неповоротливы. И мозги у них работали тоже тяжело и неповоротливо. Андрей вошел в дом, прекрасно понимая, что шансы на спасение у него резко уменьшились. Что будет там, сколько их там, и вообще, что будет с ним самим... Но чувство уверенности, та светлая и святая злость, которую он сам вызвал в себе, не ушла, и голос Светы не замолк в нем. «Не дрейфь, Андрей! Я с тобой!» — услышал он слова, которые произносила Света еще при жизни. И он не удержался, повторил их вполголоса:
— Не дрейфь, Андрей...
Поднявшись на крыльцо, он вошел в дверь, спокойно шагнул в тускло освещенный коридор.
— Стой! — раздалась сзади улыбчивая команда. — Ты куда разогнался, придурок?
Андрей остановился. Прислонился спиной к стене, поджидая постегавших своих похитителей. Один из них подошел к двери, обитой кожей, и постучал. По стуку Андрей понял — стальная дверь, кожа для маскировки. Надеяться на эту дверь не надо. Похоже, в этом доме ему ни на что не следует надеяться. Только на самого себя и на высшие силы, которые откликнулись сегодня на его призывы.
Не услышав ни звука в ответ, амбал сам открыл дверь, убедился, что внутри все так, как он и ожидал, втолкнул Андрея. Оба амбала вошли следом и остановились сзади. Андрей, кажется, спиной чувствовал жар их молодых мясистых тел, слышал тяжелое дыхание. «А чего это они так дышат? — удивился он. — Только и того, что поднялись на несколько ступенек? А!» — вдруг осенило его, он догадался: от усердия у них такое учащенное дыхание. Так бывает — усердие сверх меры приводит к перерасходу кислорода.
Комната оказалась неожиданно большой, неожиданно светлой, она была просто залита светом. Вдоль стен стояли мягкие кресла, обтянутые пестрой ворсистой тканью, журнальный столик, в глубине, в углу светилась стойка бара. Над ним было устроено странное сооружение, которое позволяло подвешивать над головой рюмки и фужеры вверх донышком. За стойкой Андрей увидел девушку, но рассмотреть ее было невозможно. Его внимание привлек человек в кресле. Был он худощав, во всем его теле ощущалась легкость — ему легко сиделось, он мог без усилий подняться из низкого кресла, снова упасть на его сиденье. И взгляд его был ясен, светел, будто он только что узнал что-то радостное.
— Привет, Андрей, — сказал он. — Как поживаешь?
— Очень хорошо.
— А здоровье?
— С каждым днем все лучше.
— Это прекрасно! — обрадовался парень. — Выпить хочешь? Что ты пьешь, когда у тебя хорошее настроение?
— Минералку.
— Да? — разочарованно удивился парень. — Надо же... Ну, что ж... Пусть будет минералка... Тебе с газом?
— Да, с газом и охлажденную, — Андрей решил, что раз уж предлагают, то он хотя бы напьется воды.
— А мне шампанского, — сказал парень, повернувшись к бару.
Девушка подошла тут же, словно поднос ее был приготовлен заранее, расставила на столике бутылки, стаканы и тут же отошла, бросив на Андрея внимательный взгляд. И он, заметив это, отчего-то заволновался. Что-то здесь было не так, ощущалась продуманность, будто разыгрывается перед ним спектакль, в котором все слова, поступки расписаны, отработаны заранее.
Андрей посмотрел в сторону бара — девушка протирала стаканы, это было нормально, она и должна этим заниматься. Парень в светлом костюме открывал шампанское, и это тоже нормально. Рядом стояла слегка заиндевевшая бутылка минеральной воды. Значит, в баре есть холодильник. Туг же, на столе, железная скобка, которой, очевидно, можно было открывать бутылки...
— Тебе открыть? — спросил парень, подставляя хрустальный стакан под пузырящуюся струю шампанского.
— Спасибо, лучше я сам.
— А сможешь?
— Если снимите наручники... смогу.
— А ты будешь хорошо себя вести?
— Как можно вести себя за стальной дверью?
— Откуда ты знаешь, что она стальная? — весело удивился парень.
— Догадался.
— Догадливый, значит... Но не очень. Иначе бы здесь не оказался.
Андрей промолчал. Слова парня не требовали ответа, и он решил не навязываться. Это совпадало с его обычным поведением. Где бы он ни был — дома, в прокуратуре, в кабинете Пафнутьева, Андрей предпочитал сидеть в сторонке и молчать. Он хотел было прислониться к стене, но один из амбалов резко оттолкнул его, и Андрей понял: это его положение у двери, со скованными руками, с амбалами за спиной — тоже продумано. Ну, что ж, усмехнулся он про себя, пусть так.
Вид у Андрея был неважный — его светлая плащевая куртка оказалась вывалянной в грязи, кепка осталась валяться посреди двора, волосы всклокочены, похоже, в машине эти амбалы все-таки не удержались, съездили ему пару раз по физиономии.