— Дадим, — сказал Шаланда, не отрывая взгляда от собственного пальца, который продолжал выписывать на поверхности настольного стекла заковыристые узоры, отражающие сложный, непредсказуемый внутренний мир начальника милиции.
— Простите?
— Основания, говорю, надо бы им дать... Чтоб было что прокурору написать!
— вдруг рявкнул Шаланда, подняв голову. — Живут, понимаешь, у нас, пользуются нашим гостеприимством, кров у них над головой, скамейка под жопой... Пусть поучаствуют в наших хлопотах. Дай им по швабре и приведи сюда. Убрать надо!
Павел Николаевич, вот, тоже жалуется — грязно, говорит, тут у вас, кроваво, говорит.
— Вы имеете в виду... — побледнев, дежурный замолчал.
— Кровь положено смывать!
— Это... Один из них доцент, второй вчера диссертацию защитил... Вот и расслабились ребята... Может, не надо их, а? Неприятности могут быть...
Нарекания опять же...
Шаланда некоторое время молча смотрел на дежурного, перевел взгляд на сидевшего в углу Пафнутьева, потом, обхватив голову руками, начал раскачиваться из стороны в сторону, производя какие-то странные звуки — не то плакал, не то смеялся, не то завывал по-звериному, тоскливо и безнадежно, как может завывать одинокий волк в ночной заснеженной степи.
— Неприятности, говоришь? — Шаланда оторвал руки от лица и посмотрел мокрыми глазами на дежурного. — Нарекания? А это, по-твоему, что? — он указал коротким пальцем, покрытым редкой жесткой растительностью, на кровавую лужу, растекшуюся на полу. — Что это?
— Кровь, — неуверенно произнес дежурный. — Вроде как кровь... Во всяком случае похоже.
— Значит так, — Шаланда выпрямился в кресле и сложил по-школьному руки на столе. — Давай сюда своих доцентов-шмоцентов вместе с их галстуками, запонками и прочими знаками отличия! Со всем, что у них есть. И каждому по швабре. Они надолго запомнят эту свою защиту диссертации, долго она им икаться будет! Ха! — Шаланда горько расхохотался своей шутке. — Паша, скажи, я прав?
— Ты всегда прав.
— Да? — Шаланда остановил на Пафнутьеве долгий подозрительный взгляд, но, видимо, решил на этот раз не обижаться. — Пошли, Паша, в другой кабинет, пока тут ученые люди займутся устранением следов преступления...
— Часто у тебя такое случается? — невинно спросил Пафнутьев, когда они вышли в коридор.
— Каждый день, — не задумываясь, ответил Шаланда. — А в некоторые дни и по несколько раз! — Шаланда опять громко расхохотался на все отделение милиции.
Это было настолько неожиданно, что из распахивающихся дверей начали выглядывать озадаченные лица паспортисток, секретарей, учетчиков. Пафнутьев понял — у Шаланды начиналась истерика.
В конце коридора им встретились два странных существа. Робко прижимаясь к стенам, они шли, держа в руках швабры, причем, держали их как-то кособоко, было ясно, что до этого дня никогда в жизни швабрами они не пользовались и вряд ли подозревали, что есть в мире такие вещи. Оба действительно оказались при галстуках, зеленовато-бледные их лица и неуверенные движения говорили о бурно проведенном вечере. Один был с рыжевато-седой бородкой, щеки второго покрывала клочковатая щетина. Увидев Шаланду и сразу угадав в нем начальство, оба задержанных остановились, почтительно отступили в сторону, прижавшись спинами к стене и взяв швабры, как новобранцы впервые берут в руки винтовки — прижав стволами к груди.
— Здравствуйте, — почтительно поздоровались существа.
— Здравствуйте, граждане алкоголики! — весело приветствовал их Шаланда, и в той его неуместной радости Пафнутьев опять услышал истерические нотки.Творческих вам успехов! Радости бытия! Пусть всегда ваши уста украшает счастливая улыбка!
— Спасибо, — прошелестело за спиной, и Шаланда первым шагнул в небольшую комнату, которая, видимо, служила ему для отдыха. Убедившись, что Пафнутьев прошел вслед за ним, Шаланда запер дверь, дважды повернув ключ. После этого шагнул к столу, распахнул дверцу тумбочки и вынул початую бутылку водки. Бросив мимолетный взгляд на этикетку, Пафнутьев с облегчением убедился, что водка хорошая, местная водка. Больше всего он опасался всех этих голландских, бельгийских, немецких водок с этикетками, исполненными на серебристой, золотистой и прочей фольге, призванной одурачить простодушного выпивоху заморским шиком. Видимо, учитывая наклонности потребителя, алчные европейские бракоделы назвали свою отраву именами значительными и достойными — «Орлов», «Распутин», «Демидов», «Потемкин»... Но обман немедленно раскрылся, и теперь эти выжимки импортной жизни уже никто не хочет брать, несмотря на соблазнительно низкие цены. Разве что у совсем уж отощавшего бомжа душа потянется к прекрасному и дрогнет перед посверкивающей этикеткой или литровой емкостью посудой.
— По глоточку? — мрачно спросил Шаланда.
— Надо, — коротко ответил Пафнутьев.
— За упокой невинной души, которая, наверное, все еще мечется по этим коридорам, — проговорил Шаланда. И невозможно было понять — шутит ли он, всерьез ли озабочен блужданиями оськинской души в его милицейских владениях или продолжает терзаться и маяться собственной виной в случившемся.
— Не знаю, насколько невинна его душа, но водка у тебя, похоже, неплохая.
Где брал? — спросил Пафнутьев.
— Сама пришла! — не задумываясь, ответил Шаланда, и опять не понял Пафнутьев — шутит ли потрясенный начальник милиции или уже дает показания.
Вслед за бутылкой Шаланда вынул из тумбочки стола банку с солеными огурцами, со стуком поставил ее на стол, развернул пакет с подсохшими кусками хлеба. Разлив водку в два подвернувшихся на подоконнике стакана, Шаланда поднял свой и остро взглянул на Пафнутьева.
— Удачи тебе, Оськин, в неземных условиях! — и, не дожидаясь согласия Пафнутьева на столь своеобразный тост, Шаланда залпом выпил водку до дна. После этого опустил толстые свои пальцы в банку, нащупал там в соленом растворе огурец, вынул его и тут же сунул в рот, не обращая внимания на Пафнутьева, которому пришлось добывать себе закуску точно таким же способом.
— Хорошие огурцы, — сказал Пафнутьев.
— Можешь и рассолу выпить, — Шаланда невидяще смотрел в стену и яростно жевал похрустывающий огурец.
— Так ты же вроде пальцы там помыл! — усмехнулся Пафнутьев.
— Тогда не пей, — Шаланда равнодушно передернул плечами, взял банку и сделал несколько больших глотков, показывая безвредность напитка. — Как ты думаешь, Паша, меня выгонят?
— За что?
— Не уследил... Смертоубийство в собственном кабинете... Это тебе не хвост собачий, не ус моржовый!
— Убийца задержан? — спросил Пафнутьев.
— Ты же видел.
— Спрашиваю — задержан?
— С поличным! По горячим следам! — воскликнул Шаланда, и во взгляде его возникла слабая надежда на понимание.