Па милонги были, строго говоря, никакие, все-таки Алена кое-чему научилась за те пять лет, пока с сумасшедшим старанием занималась бальными танцами, так что она относительно быстро схватывала даже незнакомые фигуры, но попасть в этот дергающийся, безумный ритм было сначала нелегко. Но ничего, попала не больше чем через какую-то минуту, и смогла даже дух перевести, однако тут Габриэль пробормотал, не размыкая объятий:
— Второй основной шаг: влево назад по диагонали, правая нога в сторону, точка, легкий бросок бедром вправо, потом правой же ногой назад в диагональ, левая, правой бросок, правая назад в диагональ, и не забываем про движения корпусом… Ну, вперед!
Он выпалил все это почти неразборчиво, однако «En avant!» чуть не выкрикнул. Какая-то парочка, перебиравшая ногами рядом, оглянулась на них, засмеялась… Алене показалось, смеются над ней, но сейчас было не до дурацкой мнительности: Габриэль уже клонил Алену то вправо, то влево, бормоча в ухо:
— Левая, правая, точка, бедро.., левая, правая, точка, бедро… Левая в диагональ, правой точка в сторону, правая в диагональ, левой точка в сторону! Раз-а-два, три-а-четыре! Теперь обратные восьмерки, ну! — И, ничего не объясняя, начал как-то так поворачивать Алену, что ноги у нее сами собой начали выписывать свивлы, как это часто приходилось делать и в румбе, и в ча-ча-ча, но там-то танцевали не задом наперед, конечно… — Bien! Excellent! Parfait! Хорошо! Отлично! Совершенство! — задыхаясь, бормотал Габриэль, работая бедрами и ногами, умудряясь еще и вести Алену так, что они не натыкались на другие пары, которые мелькали поблизости, а главное, не забывая подсказывать фигуры:
— Все сначала! Первый основной шаг! Второй основной шаг! Точки! Обратные восьмерки!
Она ничего не соображала, но танцевала, танцевала… Все танцевали! Кто-то хохотал, кто-то визжал, кто-то орал, веселье было полное, ошалелое, и когда музыка вдруг умолкла, на лицах отстранившихся друг от друга танцоров Алена увидела совершенно пьяное, счастливое выражение… Надо полагать, такое же выражение хранило и ее лицо, однако лицо Габриэля было просто веселым. Шляпа чуть сдвинулась на затылок, открыв очень высокий лоб, и Алена вдруг подумала, что не знает, какого цвета его волосы. Судя по цвету глаз, должны быть темные. Но они, наверное, очень коротко острижены, никаких бачков не видно…
— Благодарю вас, мадам, — чеканно поклонился Габриэль и с сожалением сказал, вслушиваясь в новую мелодию:
— С удовольствием пригласил бы вас снова, я обожаю аргентинское танго, но, боюсь, это не понравится моей невесте. И еще советую: ne soyons pas charges!
Усмехнулся, глядя в глаза Алене, и ушел.
Последних слов она не поняла. Стояла, чувствуя себя так, будто ее кто-то здорово шарахнул по голове, а заодно отхлестал по щекам. Стояла, перестав слышать музыку и видеть движения пар. Потом кто-то оказался рядом и сказал голосом Марины:
— Здорово вы танцевали! Просто здорово! Все в восторге!
Алена оглянулась. В восторге была Лизочка: сидя на руках у Сильви, девочка смотрела на Алену и хлопала в ладоши. Остальные, едва встретившись с ней взглядом, отводили глаза. Терри, Клоди, другие гости… Синеглазая Амели, снявшая свою вуаль (оказалось, что у нее дивно правильное лицо, покрытое какими-то ужасными красными пятнами), чудилось, еле сдерживала слезы, Морис чувствовал себя явно неловко, да и у Сильви было растерянное выражение. И только Габриэлю, который сидел около кресла Амели прямо на траве, кажется, все было по фигу. И огорчение невесты, и настроение гостей, да и вообще все, все на свете.
— Не поняла? — холодно проговорила Алена, снова повернувшись к Марине. — Что я такого ужасного сделала? Потанцевала с чужим женихом? Но он сам меня пригласил.
— Ну да, конечно, — пробормотала огорченно Марина. — Но они сочли, что это было нетактично по отношению к Амели. Она ведь не может танцевать с Габриэлем, вы понимаете…
— Не вижу логики, — пожала плечами Алена. — Если уж говорить о тактичности, не следовало вообще затевать танцульки в присутствии этой бедняжки. Это раз. А второе… Повторяю: Габриэль сам, — она выделила последнее слово голосом, — меня пригласил!
— Вся беда в том, что вы слишком здорово танцевали, — сочувственно посмотрела на нее Марина. — И вы слишком уж хорошенькая, даже чересчур, особенно по сравнению со всеми этими француженками. И вы не родственница Амели. Понимаете? Вдобавок вы слишком долго ходили искать Лизочкин пояс, а вернулись такая взволнованная… И вслед за вами пришел Габриэль. Понимаете, он из тех мужчин, на которых все смотрят, особенно женщины, хотят они того или не хотят. И невольно отслеживают каждое его движение. И все заметили, что он тоже был взволнован, хотя и старался удерживать на лице свою ковбойскую маску…
— Мы не занимались с Габриэлем любовью под кустами ежевики, если вы это имеете в виду, — холодно сказала Алена. — И даже не целовались! Клянусь вам господом богом, Иисусом Христом, Пресвятой Девой, всей Троицей вместе и по отдельности, а также собственным здоровьем, в том числе моей несчастной коленкой… Устраивает? Кстати, что означает ne soyons pas charges?
— Не загружайтесь, — сказала Марина, глядя на нее сочувственно.
— Да я и не загружаюсь, с чего вы взяли?!
— Нет, просто я перевела французскую фразу. Вы спросили, что означает ne soyons pas charges. Я перевожу: не загружайтесь. Нет, ну серьезно, Алена, не загружайтесь и не обижайтесь! Ну их, этих французов, вместе со всей их l`honneur de famille! [12] Пойдем лучше выпьем холодного крюшона с клубникой, хотите?
— Немного погодя, — сказала Алена. — Сначала мне нужно в туалет.
Не так уж нужно было ей в туалет! Холодного крюшона после горячей милонги хотелось куда больше! Но еще больше хотелось остаться одной хотя бы на несколько минут!
Значит, не загружаться? Хороший совет…
Запершись на защелку, Алена посмотрела на себя в зеркало — лицо так и горело. Она намочила в ледяной воде бумажное полотенце и принялась прикладывать влажный комок к щекам и ко лбу.