Множество храбрецов пытались вызнать, что же происходит с туфельками королевен по ночам, но вот беда — охватывал их всех неодолимый сон, а поутру они продирали глаза, чтобы увидеть стоптанные туфельки, а затем слышали последний звук в своей жизни: свист меча над головой. В конце концов взялся за расследование этого дела какой-то солдат, далекий предок, судя по всему, Шерлока Холмса или мисс Марпл. Он оказался похитрее, чем его предшественники, и первым делом нашел в себе силы отказаться от кубка вина, любезно поднесенного ему старшей королевной. Ну, конечно же, вино было не вино, а сонное зелье… Солдат его не выпил, поэтому не спал, как топор, а только притворялся, и наконец ему удалось услышать, как девицы, чуть в замке стихло, вскочили с постелей, оделись, обулись и по тайной лестнице сбежали в сад. Солдат крался за ними.., видать, он был заодно близкий родственник какого-нибудь ниндзя (например, Эраста Фандорина), потому что остался незамеченным, а может быть, какая-нибудь ведьма заранее подарила ему шапку-невидимку, Алена сейчас не помнила точно. Так или иначе, солдату удалось проследить, что королевны сели в поджидавшие их лодочки и этакой флотилией уплыли в соседнее государство, где их встретили развеселые принцы, и они принялись там до упаду танцевать, причем происходило это в ярко освещенном саду, полном серебряных деревьев с золотыми цветами. Пока длилась дискотека того давнего века, солдат (он умудрился приплыть незамеченным вслед за лодками.., видимо, состоял также в родстве и с Ихтиандром) потихоньку отломил веточку с серебряного дерева и спрятал ее в карман. Наконец начало светать, кавалеры простились с девушками, те отплыли обратно, солдат за ними… Дома, в родном замке, королевны сбросили с ног совершенно стоптанные туфельки и рухнули в постели. А солдат отправился к королю и доложил об исполнении секретного задания: так, мол, и так, пляшут по ночам ваши девки почем зря, вот башмаки и стаптывают, и прийти к такому выводу можно было методом дедукции и индукции, а не пролитием крови многочисленных женихов!
Разгневанный отец не дал дочкам поспать и немедля призвал их к ответу. Ну, натурально, они все отрицали, однако наш солдатик в качестве неопровержимого вещдока предъявил серебряную ветку с золотыми цветочками из того самого сада — и девушки поторопились смягчить свою вину чистосердечным признанием.
Король был хоть жесток, но слово держал: предложил солдату выбрать любую девицу в жены. Однако солдат от королевен отказался (в конце концов, у каждой из них был свой партнер по танцам и сердешный друг в том, другом царстве-государстве, так зачем же попусту разлучать любящие сердца?), взял отступного деньгами, отправился в свой родной городок, где его ждала верная Гретхен, или Лизхен, или Анхен, того Алена тоже не запомнила, и женился на ней. А на королевский гонорар открыл трактир и стал уважаемым человеком.
Да бог с ней, с дальнейшей судьбой этого типа, не о ней думала Алена, когда подошла около полуночи к Pont des Arts — и остановилась, изумленная.
Надо сказать, что мост Искусств — единственный через Сену, по которому не ходит транспорт. Пешеходный мост. Именно поэтому народ тут днем расслабляется, не стесняясь. Играют маленькие оркестрики, хвастают мастерством роллеры, а ежели кто устал, может посидеть не только на красивых каменных скамьях, но и прямо на гладких, отшлифованных временем, нагретых солнцем досках. Мост-то деревянный. Уютный до невозможности!
Однако сейчас, ночью, Алене показалось, будто она попала в тот самый чудесный сад, куда занесло и солдата-сыщика. Музыка маленького оркестрика — чудесный бандонеон, виолончель, скрипки, аккордеон — опьяняла танцующих похлеще, чем многочисленные бутылки с вином, которые стояли прямо на досках. Тут же, на газетах, была разложена незамысловатая закуска: сыр, багеты, виноград, персики… Вокруг бутылок теснились зрители, некоторые стояли, прислонясь к перилам, другие сидели, подобрав ноги, чтобы не мешать танцующим. Большие фонари светили чуть приглушенно, однако кругом горели свечи — толстые, короткие, круглые католические свечи, стоящие в таких особых жестяных или стеклянных плошечках, которые защищают их от ветра. Эти свечи способны гореть долго-долго! Огоньки плясали в воде.., ну, ей-богу, очень мало отличаясь от золотых цветов в том сказочном саду!
Пары танцевали, танцевали, танцевали.., и Алена ахнуть не успела, как обнаружила, что тоже танцует. Партнеров здесь почему-то было куда больше, чем партнерш, так что советская статистика «на десять девчонок девять ребят» казалась нелепейшим анахронизмом. Алена даже не особо всматривалась, с кем танцует, в чьи руки из чьих переходит с каждой новой мелодией — едва успевала обменяться затаенной улыбкой с очередным партнером, обнять его за шею, ощутить грубую или ласковую руку на своей спине, как раз там, где заканчивалась полоска бюстгальтера, вдохнуть запах парфюма или пота, прижаться щекой к гладкой или небритой щеке — и что-то происходило, что-то щемящее, волшебное, музыка овладевала ее волей и волей нового незнакомца, она делала их истинными половинками одного целого, имя которому — аргентинское танго, заставляла слушать, улавливать биение сердец, ожидать движений друг друга с таким трепетом, словно они были страстными любовниками, которые всю жизнь жили только надеждой на этот танец-свидание — и вот наконец-то встретились!
Самое поразительное заключалось в том, что с каждым новым партнером ощущение повторялось вновь и вновь.
Кто его знает, может быть, если бы Алена начала осваивать аргентинское танго на сверкающем паркете в обычном зале, под холодный инструктаж тренера, она бы никогда не поняла, что оно такое на самом-то деле — танго милонгеро! Конечно, иногда она путала фигуры или партнер их путал, иногда они натыкались на другие пары, иногда задевали друг друга ногами в размашистых болео или ганчо, иногда тонкие каблучки босоножек Алены проваливались в щели между досками настила, но все это была такая ерунда по сравнению с музыкой и движением под эту музыку…
И вдруг волшебство исчезло — музыка утихла, мужчины и женщины разомкнули объятия и посмотрели друг на друга с изумлением, даже с испугом перед той внезапной страстью, которая только что владела ими.
Алена улыбнулась тоненькому юноше, который как во сне выпустил ее из объятий, поймала его затуманенный, прощальный взгляд и отвела глаза.
Музыканты, видимо, устали и собирались уходить. Кто-то закусывал поднесенным бутербродом, кто-то допивал вино прямо из горлышка, кто-то пересчитывал деньги.
— Сколько надо заплатить? — спросила она неизвестно кого, и неизвестно кто ответил ей:
— Сколько сможете.