— Значит, из вашего района у нас сидят по тюрьмам… Да, три ваших полевых командира из Аргуна сидят: Рамис Хайрулин, Магомет Хуцилаев и Руслан Губаев. За кого из них отдадите девочку? Нет, не за трех! Только за одного! Как хочешь, даю тебе время до завтра. Только имей в виду: если у девочки еще хоть один волос упадет с головы, я лично все волосы отрежу этим командирам в другом месте. Вместе еще кое с чем. Ты меня хорошо понял? Нет, ты сам мне позвонишь. Запиши мой телефон: 204-89-30. Все, конец связи. — Дугин дал отбой и поднял глаза на Алену: — Вы слышали. Они позвонят. Приходите завтра.
Но Алена, наоборот, села на стул, сказала:
— Спасибо. Теперь я отсюда уже никуда не уйду.
Дугин усмехнулся:
— Знаете, у нас есть другие дела…
— А у меня нет, — сказала Алена.
— Заключенный Магомет Хуцилаев — на выход!
Двое заключенных, сидевших в камере строгого режима, заученно стали лицом к стене, руки подняли за спиной на уровень лопаток — так, что их головы уперлись в стену. Затем, согнувшись и двигаясь спиной к выходу, Хуцилаев подошел к двери, охранник надел ему наручники, грубо выдернул из камеры и подтолкнул по тюремному коридору:
— Пошел!
— Куда меня?
— Иди, иди! Там узнаешь…
Тем временем майор Дугин подписал у тюремного начальства документы о приемке-сдаче заключенного и через несколько минут вместе с двумя своими сотрудниками-собровцами вывел Магомета Хуцилаева за ворота лагеря к милицейскому «уазику». В «уазике» их ждали Алена и местный начальник милиции с лицом ханты-мансийского божка. По протаивающей под теплым солнцем тундре хант довез их до Салехардского аэропорта. Здесь они вместе с Хуцилаевым пересели на алюминиевые, вдоль борта, сиденья военно-транспортного «Антона», и собровцы пристегнули наручники Хуцилаева к стенной переборке. Сделав разворот над Обью, самолет полетел на юг, в Москву. Через шесть часов под Москвой, на Чкаловском военном аэродроме — новая пересадка, в грузовой «Ил-62» с пополнением для чеченского фронта.
Вылетели ночью, на рассвете сели в Минеральных Водах, перегрузились на армейские грузовики с крытыми брезентом кузовами и в полдень прикатили в Моздок.
В Моздоке была обстановка прифронтового города: на улицах полевые кухни, грузовики в камуфляже, танки, санитарные «уазики», солдаты с автоматами, выздоравливающие раненые на костылях, армейские врачи и медсестры. На перекрестках местное население торговало семечками, фруктами и чебуреками.
Колонна грузовиков, обогнав какую-то группу женщин с плакатами, притормозила перед проходной в армейский штаб. Дугин, собровцы, Хуцилаев и Алена спрыгнули на землю, Дугин сказал Алене:
— К сожалению, дальше вас не пропустят. Здесь штаб.
— Ничего, я подожду.
— Тут рядом гостиница.
— Нет, я буду здесь…
Колонна грузовиков ушла на юг, к чеченской границе. Дугин предъявил свои документы в проходной и вместе с собровцами и Хуцилаевым исчез в здании штаба. Алена оглянулась на группу приближающихся женщин. Те несли самодельные плакаты:
ГДЕ МОЙ СЫН ЕГОРОВ ВИТАЛИЙ?
ИЩУ СЫНА, СЕРЖАНТА ОЛЕГА ГАВРИЛОВА ИЗ ПЕНЗЫ, 1980 ГОДА РОЖДЕНИЯ
ГЕНЕРАЛЫ! ГОД НАЗАД ВЫ ВЗЯЛИ У МЕНЯ СЫНА ПЛИЩУКА СЕРГЕЯ ПЕТРОВИЧА. ГДЕ ОН?
Женщин было немного — с десяток. Но когда они молчаливо, не говоря ни слова, стали перед окнами армейского штаба, там возникла беготня, суета и нервозность. Потом к женщинам выскочил какой-то капитан, сказал суетливо:
— Уходите! Сейчас начнется артобстрел!
— Мы никуда не уйдем!
— Я из управления по связям с общественностью. Вы понимаете, что я вам говорю?
— Мы будем говорить только с командующим!
Но тут грохотнуло так, что даже в штабе задрожали окна.
— Уходите! Не до вас! Завтра придете! — закричал капитан и убежал в штаб.
Женщины, однако, никуда не ушли, и Алена тоже. Гдето за городом ракетные установки палили в сторону Чечни с такой силой, что даже тут, над Моздоком, воздух раскалывался с сухим парусиновым хрустом. А потом в небе прозвучал низкий вибрирующий рокот тяжелых «черных акул», и земля стала вздрагивать от дальних бомбовых взрывов…
В штабе майор Дугин, пальцем затыкая одно ухо, прижимал ко второму телефонную трубку и кричал:
— Что? Громче! Не слышу! Вас бомбят? Девочку прячьте! Девочку от бомбежки прячьте, Настю Бочкареву! Что? Да, Хуцилаев здесь, со мной! Где будет встреча? В Каурском ущелье? Нет, это на вашей территории, так не пойдет. Только в нейтралке, в зоне отчуждения! Ищерская долина? Хорошо, завтра в семь утра. Нет, в семь утра, и не позже! Нас будет пятеро, и вас только пятеро!
Ночью милицейский микроавтобус — без фар, при свете луны — медленно пробирался по горной дороге. В микроавтобусе Дугин сидел за рулем, рядом сидела Алена, два собровца с автоматами были сзади, стерегли Хуцилаева.
Вдали были видны сполохи взрывов, слышалась канонада. Но здесь, в предгорьях, было тихо или казалось, что тихо. Дугин, похоже, был тут не впервой — он вел машину не спеша, но уверенно и где-то за полночь добрался до места, которое искал, — небольшой пещеры над обрывом, с которого открывался вид на долину.
Хуцилаева, скованного наручниками, положили в глубине пещеры, ближе ко входу расположились Дугин, Алена и один из собровцев, второй занял место дозорного возле спрятанного за валуном микроавтобуса.
Коротая время до рассвета, курили в кулак и негромко разговаривали.
— У тебя нет детей? Напрасно, — говорил Алене Дугин. — А я богатый — у меня трое. Старшей уже двенадцать, средней семь, а младшему три. Команда!..
— Блин! — с досадой сказала Алена.
Дугин встревожился:
— Что такое?
— Да ну! В кои веки встретила приличного мужика, так и тот занят! Твоя жена не боится тебя отпускать? Я имею в виду — не сюда, а вообще, по жизни…
Дугин усмехнулся:
— Знаешь, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я ей пятнадцать лет назад сказал: если выйдешь за меня, я к сорока годам буду генералом. Ей восемь лет терпеть осталось.
— А сколько ты получаешь?
— Две двести.
— Чего?
— Рублей, конечно.
— В месяц?! — изумилась Алена.
— Ну да…
— Как же вы живете?
— А вот так.
— Нет. Так не бывает.
— Бывает…
— Едут, товарищ майор, — сообщил дозорный.
Дугин выглянул из пещеры. Оказывается, уже светало — блекло, как перед рассветом.